Кир Булычев - Усни, красавица

На кухонном столе лежала опрокинутая кверху дном шкатулка, и Соня бессмысленно возила по ней ладонью.

Лидочка спиной почувствовала, что Петрик обернулся и смотрит ей вслед.

Лидочка уже привычно провела рукой по днищу шкатулки, и дно отъехало в сторону. Пачки долларов разбежались по столу.

– Ой! – пискнула Соня.

– Они, – сказал Петрик.

Он подошел к столу – для этого ему пришлось оттолкнуть Лидочку. Она отшатнулась от стола, и у нее мелькнула мысль – кинуться к окну, разбить его и закричать – может, он не посмеет выстрелить? А если посмеет?

– Сумку! – приказал Петрик.

Он стоял в двух шагах от Лидочки, но эти два шага были длинными, как стометровка, – никогда не достать, не выбить пистолет, ничего не сделать.

– А где? – спросила Соня.

Как всегда в моменты нервного напряжения, она покраснела, глаза наполнились слезами и распухли, по щечкам побежали синие жилки. Волосы прядями выбились из пучка и висели макаронами по обе стороны щекастого лица.

– В коридоре на тумбочке. И быстрее!

– Я понимаю, – сказала Соня, – я знаю, нам надо спешить.

Лидочка равнодушно и устало смотрела, как Петрик собирает деньги в пачку, потом он, видно, передумал класть их в сумку – понял, что пачки поместятся в карманах. Сонечка вошла с сумкой, и он сказал:

– Не надо, обойдусь!

– И что? – спросила Соня. Она вела себя, как автомат.

– Что будем делать с Лидией Кирилловной? – спросил Петрик.

Лида обернулась к нему и увидела, что на пальто спереди брызги крови, – попало, когда он убил Гошу.

– Ничего не надо делать! – попросила Соня.

– Дура. Через три минуты она будет в милиции.

– А она пообещает.

– Пообещает? – Петрик даже удивился. – Пообещаешь? – это уже относилось к Лидочке.

А ей было настолько все равно, настолько голова отказывалась работать, что она ответила:

– Нет, не обещаю.

– Вот видишь, – сказал Петрик. – Придется убирать.

– Ой, только не это, уже столько всего…

– Трупом больше, трупом меньше, – философски заметил Петрик.

– Давай ее запрем в комнату.

– Чтобы она выпрыгнула через окно?.. – Петрик почесал пистолетом за ухом, и Лидочка вдруг вознадеялась, что пистолет выстрелит. Ради торжества справедливости. Но пистолет не выстрелил.

– Ладно, – сказал Петрик, – я же не дикий. Только смотри, чтобы хуже не было. Вяжи ее к стулу.

Он сунул руку в сумку, достал оттуда большой рулон серой пластиковой липкой ленты, какой грузчики обматывают вещи при перевозке.

– Садись! – приказал Петрик. – Если не сядешь сразу – пристрелю. Ты же должна понимать!

И Лидочка поняла, что у Петрика в самом деле нет выхода. Он не может оставить ее на свободе.

Она села на стул.

– Руки назад! – приказал Петрик. Потом велел Соне: – Заматывай кисти. Как следует! Не в детские игры играешь.

Соня почему-то сказала:

– Извини, Лида.

Она ничего не ответила. Очень болели глаз и бедро – видно, вывихнула его, сопротивляясь Гоше.

Петрик положил пистолет на стол и сказал Соне:

– Давай сюда ленту.

Он начал мотать поверх повязки, сделанной Соней. Сразу руки стянуло так, что стало трудно шевелить пальцами.

– Вот так, – сказал Петрик. – Именно так. Теперь не брыкайся, а то пострадаешь.

Он был в отличном состоянии духа. И причина тому была раскрыта им тут же:

– Греют баксы, лежат на груди и греют.

Петрик опустился на корточки и принялся приматывать ноги Лидочки к ножкам стула. Соня принесла ему нож из кухни, чтобы не рвать, а резать ленту. Петрик мотал быстро и ловко. Лидочка ощутила себя частью стула – вот такой стул, состоящий из деревянной и мясной частей. Можно сесть и облокотиться.

– А теперь, – сказал Петрик, – последний штрих.

Он начал заматывать лентой и рот Лидочки. Она крутила головой, толкала ленту языком, чтобы оставить себе место перед губами – но Петрик оказался хитрее и сноровистее. Лидочка была закована абсолютно надежно и понимала, что в отличие от приключенческих романов, в которых героине обязательно удастся ослабить узы и скинуть оковы, ее положение безнадежно.

Петрик отступил на шаг. Он был доволен.

– Живи, – сказал он Лидочке. – И благодари меня. Ей-богу, на моем месте другой обязательно бы тебя пришил.

Соня сказала:

– Я боюсь одеваться, он там лежит.

Увидев, что Лидочка связана, она как бы сняла с себя ответственность за ее дальнейшую судьбу – Лидочке ничего не угрожало.

– А тебе не нужно одеваться, – сказал Петрик. Он снова был настороже, пистолет в руке.

– Ты что, Петрик?

– Садись на другой стул, – предложил ей Петрик ровным и даже веселым голосом.

– Ну ты что, шутишь, да? Шутишь? – в голосе Сони вновь возникли хныкающие интонации.

– Хватит, – отрезал Петрик. – Хочешь жить, садись на стул.

– Но мы же с тобой улетаем в Германию, – произнесла Соня, теряя уверенность в себе и в отлете.

– Нет, – сказал Петрик. – Ты не летишь в Германию. Боливар двоих не свезет.

– Какой еще Боливар?

– Надо читать художественную литературу. Вот твоя подруга Лида наверняка читала писателя Джека Лондона.

Лиде вдруг захотелось поправить этого идиота и крикнуть: «О’Генри!», но лента цепко и плотно замотала рот. Ни звука не издашь.

– Петрик, миленький, ты же меня не бросишь? – умоляла Соня. – Я же все для тебя сделала.

– Лучше помолчи. Сама же просила Лиду оставить жить – теперь при ней помолчи.

Но Соня не поняла предупреждения.

– Я не о Лиде! – закричала она, видя, что Петрик взял со стола катушку ленты. – Я о себе. Петрик, ты же обещал!

– Садись!

Самое удивительное, что Соня настолько, видно, привыкла подчиняться Петрику, что она пододвинула второй стул и села на него. Не могла не сесть.

– Петрик, – сказала она. – Я же ради тебя грех на душу взяла. Ты забыл, да? Ты поклялся, что за это меня увезешь! Ты меня любишь, ведь любишь? Ты меня не обманывал?

Петрик стал отматывать конец ленты.

– Петрик, я же твою таблетку ей подложила в бутылочку!

– Подложила так подложила, твое дело. А я думал, что Осетров подложил. А оказывается, ты у нас – отравительница!

– Ну зачем ты так говоришь? Ведь ты мне дал таблетку. И даже посоветовал с Аленкой все спланировать, и письмо мы с ней придумали для Осетрова! Ведь правда, Петрик?

– Не знаю. В первый раз слышу! Руки назад!

– Нет!

Он ударил ее по щеке, голова мотнулась, и Сонечка покорно протянула руки назад, чтобы Петрику было удобнее их связывать.

– Петрик, ты забыл, да? – Она была в тихой тупой истерике, и ей казалось, что если она напомнит Петрику все, как было, он спохватится, попросит у нее прощения и возьмет с собой в Германию. – Я же Аленку уговорила Осетрова вызвать и пригрозить. Я же не хотела ее убивать.

– Но пришлось, правда? – Петрик был занят, приматывая Соню к стулу, и спросил, как бы отвлекая ее от того, что с ней происходит.