Буало-Нарсежак - Из царства мертвых. Полное собрание сочинений. Том 1 [Призрачная охота, Та, которой не стало, Лица во тьме, Из царства мертвых]

Эрмантье разволновался. Кто-то что-то сказал? Он попробовал протянуть руку, коснуться медсестры, которая должна была сидеть совсем рядом на стуле, но рука его осталась неподвижной.

— Я вас все-таки убедил, — прошептал он нечленораздельно. — Максим? Ах, Максим! Они пообещали ему денег, много денег…

Он вздрогнул, губы его сомкнулись, но внутренний голос не умолкал: «Максим… Милый мальчик… Он сам не ведал, что творит. Потому что… если бы он только знал… Нет! Это был настоящий Эрмантье! А потом Максим умер… Так что фальшивое свидетельство о смерти не понадобилось, и опасные сообщники тоже оказались не нужны… Надо было просто похоронить покойника… Меня! Меня!»

Слюна потекла по его распухшему подбородку. А внутренний голос все кричал: «Доктор! У них нет выбора… Теперь им придется убить меня… Не впускайте их… Слышите? Вы слышите меня?»

Должно быть, в тумане, который постепенно его окутывал, он различил некий добрый знак, потому что вдруг успокоился и повернулся на бок. Свет ночника падал на его могучий профиль, освещая угол комнаты, давным-давно опустевшей. Голос, который рядом бормотал молитвы, тоже смолк.

Директор больницы галантно склонился к руке Кристианы, поздоровался с Юбером. Взгляд его снова обратился к Кристиане, красивой, благоухающей духами, изысканно одетой. Он долго о чем-то говорил, все время оживленно жестикулируя. И напрасно пытался всем своим видом выказать сочувствие: его темные глаза смеялись. А губы то и дело обнажали ослепительно белые зубы.

— Что он говорит? — прошептал Юбер.

— Он говорит, что Ришар никак не может успокоиться. Ему все время делают уколы. Прошлой ночью он опять пытался убежать.

Директор порылся в ящике и протянул Кристиане несколько писем. Пожав плечами, она отдала их Юберу. Тот немного побледнел, прочитав адреса, начертанные ужасными буквами, выведенными дрожащей рукой.

Господину министру юстиции .

Господину Прокурору Республики.

Потирая руки, директор продолжал говорить с невероятной быстротой. Кристиана отвечала ему спокойно, лицо у нее было серьезное.

— Что он говорит? — повторил Юбер.

— Он считает, что мы напрасно хотим забрать Ришара. Он говорит, что Ришар не опасен, и все-таки советует поместить его в психиатрическую больницу.

Она взяла назад письма и с печальным видом разорвала их одно за другим. Директор нажал на звонок и отдал секретарше распоряжение. Затем, слегка поклонившись, пригласил Кристиану и Юбера следовать за ним. Пройдя через холл, они остановились у начала лестницы. На верхних ступеньках две санитарки поддерживали Эрмантье. Юбер сгибал и разгибал поля своей шляпы. Кристиана смотрела на медленно спускавшегося слепого, одурманенного успокоительными лекарствами. Она о чем-то торопливо спросила директора, и тот утвердительно ответил ей категорическим тоном.

— Переведите! — попросил Юбер.

— Он говорит, что Ришар сейчас в полубессознательном состоянии и наверняка заснет в машине.

Юбер облизал губы кончиком языка.

— Надо торопиться, — шепнул он.

Опередив санитарок, он открыл дверь, ведущую в палисадник. Кристиана что-то тихо говорила Эрмантье, тот шел, низко опустив голову и тяжело повиснув на руках двух женщин. Клеман вскочил со своего сиденья и поспешил открыть дверцу. Подошел привратник и помог втащить больного в машину. Кристиана благодарила, совала всем в руки деньги, снова о чем-то беседовала с директором. Мотор был уже включен, она села между Юбером и мужем.

И тут Эрмантье, просунув через открытую дверцу руку, вцепился в пиджак директора. С искаженным от напряжения лицом он пытался что-то сказать, изо всех сил стараясь удержать его. Директор, посылая Кристиане последнюю улыбку, спокойно отвел эту настойчивую руку и в тот момент, когда машина уже трогалась, наклонился к Эрмантье, собрал те немногие французские слова, которые еще помнил, и сказал певучим голосом:

— С мадам… выздоравливать… скоро выздоравливать!

Эрмантье растянулся на узкой железной койке. К чему двигаться, ходить?! Теперь он уже хорошо изучил ее, свою камеру. Он догадывался, что она белая, чистая, никакая. Окна зарешечены. Он сам потребовал установить решетки. Хотел их ощупать. Три металлических прута, отделяющих его от сада, улицы, жизни. Но ведь душевный покой куда ценнее свободы. Он обрел душевный покой. Такой, какой присущ монаху. Он отрекся от всего, как монах. Вплоть до того, что ходит не в костюме, а в чем-то наподобие робы из грубой материи — униформа, предписываемая тут всем пациентам. Он бросил курить. Курение навевает мечты, а мечты причиняют боль. Он спит. Он старается уснуть, старается изо всех сил. У него не осталось никакой надежды на выздоровление. Он спит, чтобы убежать от самого себя. Сон стал его спасением. Он молит о том, чтобы сон снизошел на него; он сосредоточивается на мысли о сне; ждет его прихода, как благодати; приемлет его, дрожа от радости; отдается ему, скрестив на груди руки. Лишь бы пробуждение пришло не слишком скоро! Лучше всего внушать себе: я нахожусь здесь потому, что я этого захотел. Пока я здесь, я безобиден. А когда начнется приступ, мною займутся санитары. Да и чувствуешь себя здесь спокойнее. Разумеется, помешать мысли блуждать невозможно, но стоит предоставить ей свободу, и вскоре она утомится сама собой. Тем не менее порой она упорствует. Он не в состоянии воспрепятствовать тому, чтобы по сто раз не возвращаться к одним и тем же мыслям. И тогда он изучает их, одну за другой, с маниакальной дотошностью: напали на него или нет после того, как он уловил в воздухе запах… Нет. Никто, разумеется, и не помышлял о том, чтобы его уничтожить. Юбера там не было — Кристиана не солгала. А он день за днем выстраивал неоконченный роман: с помощью персикового деревца, запаха хвои, могилы, надпись на которой ему так и не удалось разобрать…

Кристиана предоставила ему бредить — терпеливо, не раздражаясь, лишь бы не спровоцировать бурную реакцию и избежать худшего.

Худшее? Что при этом имелось в виду? Значит ли это, что он, Эрмантье, способен убить, если его доведут, если ему скажут «нет»? В этом, выходит, и заключается секрет доктора Лотье? Вот именно. И вот доказательство тому: когда он объявил Кристиане о своем твердом желании немедленно отправиться в санаторий, разве она протестовала? Попыталась его отговорить? Напротив, она едва смогла скрыть чувство облегчения. Так ведут себя по соседству с хищником, который может наброситься на вас в любой момент. И никто не решается затолкать его в клетку. Ему пришлось самому решиться на это. Придет время, и кто-нибудь узнает, чего ему стоило такое решение!