Буало-Нарсежак - Солнце в руке. Полное собрание сочинений. Том 11

— Но вы ведь сказали, что Мод уже тридцать пять лет! — прервал его Кларье.

— Так и есть.

— А почему бы ей не выйти замуж? Сменить образ жизни?

— Ничего не выйдет. Ибо к ней уже, можно сказать, навсегда приросла частица отца: сделанная им искусственная нога.

Кларье с сомнением покачал головой:

— Мне немало доводилось слышать в жизни нелепостей, но то, что вы рассказываете, не лезет ни в какие ворота… Зато теперь я хорошо понимаю, что кто угодно в клинике, возмущенный всем тем, о чем вы сейчас мне поведали, мог написать эти анонимные письма. Со Ноте! Иными словами — убирайтесь восвояси со всеми вашими фантасмагориями!

Доктор взглянул на часы:

— Пора. Но прежде нужно позвонить ему, так как он не любит, когда к нему приходят без предупреждения.

Телефон висит за дверью на стене.

— Алло, Уилл?.. Можно прийти? Хорошо! Идем. Надеюсь, ничего серьезного? Нет, не волнуйся. Комиссар Кларье, конечно же, все поймет и не обидится. До скорого. — Он повесил трубку и несколько смущенно объяснил: — У Мод слегка разболелась голова. Но я убежден, что он просто-напросто запретил ей выходить из комнаты. Не желает, чтобы ее видели посторонние. Обязательно поговорите с ним о механике, он будет на седьмом небе. И хочу предупредить вас: не упоминайте в разговоре с ним имени Мод. Он убежден, что приключившаяся с ней история никого, кроме него самого, не касается. Что поделаешь, нужно принимать его таким, каков он есть. Но я обещаю постараться сделать так, чтобы он показал вам свой музей.

— Музей?

— А вот увидите сами. Идемте. Господин Кэррингтон живет в другом конце здания.

Доктор тщательно запер двери, и они вышли из комнаты.

— А никто не пытался вас когда-нибудь ограбить? — спросил Кларье.

— Нет. У нас есть ночной сторож, и он хорошо знает свои обязанности. А потом, я сплю в двух шагах от лаборатории.

— А сколько у вас больных в настоящее время?

— Двадцать девять. И еще с десяток лечатся по месту жительства. Всего в клинике около тридцати палат, шесть из которых предназначены для безнадежных больных. Для них у нас имеется и специально обученный персонал, состоящий исключительно из молодых девушек, одно присутствие которых уже приносит больным успокоение. Я провожу вас в это отделение после обеда.

— А ваши двадцать девять больных, что у них? Я хочу спросить, не отдаете ли вы предпочтение каким-нибудь определенным видам боли?

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Вы задали хороший вопрос, и нас действительно интересуют прежде всего люди с ампутированными конечностями. Так что не удивляйтесь, если нам навстречу будут часто попадаться инвалиды. У нас тут все-таки медицинский научно-исследовательский центр. Хотя, сознаюсь, что наши коридоры частенько смахивают на парижский Двор чудес. И нас нередко упрекают за это. Зато и успехи налицо.

— А господин Кэррингтон занимается изготовлением протезов для ваших пациентов?

— И да и нет. Я бы сказал, что он предпочитает усовершенствовать отдельные модели, нежели возиться с тем, что его мало волнует. Уильям безусловно щедрый человек, но в границах собственных забот.

— А его главная забота — дочь, — закончил мысль Кларье.

— Верно. После обеда я покажу вам клинику и постараюсь более ясно высказать свое понимание проблемы боли. Смею вас заверить, она не так проста, как может показаться на непросвещенный взгляд. К нам присоединится и интерн [12] Интерн — врач, временно работающий в лечебном учреждении для повышения квалификации. Патрик Мелвилль. Отец у него француз, а мать англичанка. Несмотря на то что он очень дружен с Уильямом, с Мод занимаюсь только я один.

Доктор Аргу остановился перед дверью с надписью: «Частное помещение» и осторожно позвонил. Ждать пришлось недолго.

— Уильям. Позволь представить тебе комиссара Кларье. Комиссар, знакомьтесь: Уильям Кэррингтон.

Уильям Кэррингтон («Он повыше меня будет», — сразу отметил комиссар) опирался на палку.

— Подагра замучила, — крепко пожав руку гостю, объяснил он. — Какие бы расчудеснейшие эликсиры ни придумывал Поль, а все равно чертовски больно.

Багрового цвета лицо и сочная голубизна глаз, ни дать ни взять уроженец Нормандии, хотя, пожалуй, там сегодня уже и не отыщутся столь же типичные этнические черты. Все в его облике выражало простодушную сердечность человека, порвавшего с общепринятыми правилами и нормами. Доктор правильно сказал: надо его принимать таким, каков он есть.

— Входите, входите! Поль вам покажет, куда идти. Давайте сразу к столу! Не обессудьте, если моя трапеза покажется вам излишне аскетической.

Квартира Кэррингтона размещалась во флигеле, и окна комнат выходили в парк. В гостиной все было залито солнечным светом: и накрытый обеденный стол, и картины, и зеркала, и деревянная обшивка стен, и вазы с цветами, и хрустальные бокалы, и графины.

— Ты помнишь, какая была погода в тот день, когда мы высадились на побережье? — обратился Кэррингтон к доктору Аргу. — Такой красоты мы тогда не видели!

Вскоре трое мужчин уже сидели за уставленным закусками столом и вспоминали прошлые годы. Хотя Кэррингтон щедро наполнял бокалы и много и охотно говорил, чувствовалось, что его веселость несколько наиграна. Он явно понимал, что, во-первых, доктор Аргу рассказал комиссару о Мод, и во-вторых, что комиссар ни на волос не поверил в ее мигрень. Когда доктор Аргу как бы вскользь, с полнейшей невинностью в голосе, заметил, что комиссар признался-де ему в том, что является большим любителем игрушечных моделей машин, Кларье мигом сообразил что к чему и, поймав брошенный ему «мячик», совершенно естественно продолжил тему.

— Только поездов, — уточнил он. — И чтобы обязательно были действующие модели. В первую очередь меня прельщает возможность управлять ими на расстоянии.

Тотчас перестав грызть печенье, Кэррингтон с удивлением, смешанным пополам с восхищением, взглянул на комиссара и прошептал:

— Превосходно! — А потом уже в полный голос: — Поль, ты мне об этом раньше не рассказывал. Я ведь тоже, комиссар, надо вам сказать, настоящий фанатик роботов. Более того: я собственноручно создаю их.

Кларье сделал вид, будто до глубины души поражен услышанным:

— Не может быть! Ах, доктор, да что же вы раньше молчали!

Кэррингтон уже поднялся из-за стола.

— Хотите взглянуть?

— И чего вы, право, всполошились! Успеется! Поешьте сперва, — протестует доктор Аргу.

Но Кэррингтон уже зовет горничную:

— Бросьте курицу в духовку. Мы быстренько вернемся.

— Конечно! — вторит ему Кларье. — Только кинем взгляд и обратно.

— Нам всего-то ничего, по коридорчику пройти, — уточняет Кэррингтон. — А вот и мой музей, — через некоторое время гордо провозглашает он. — Точнее, первый зал.