Агата Кристи - Пес смерти. Мисс Марпл рассказывает. Расследует Паркер
 Пайн. Второй гонг

— Да-да, — настаивал Рауль.

Он вынул из кармана два письма.

— Взгляни-ка, вот от профессора Роше из Сальпетриера, а другое от доктора Жене из Нанси, и оба умоляют, чтобы ты хотя бы изредка продолжала с ними сотрудничать.

— О нет!

Симона неожиданно встала.

— Я не хочу! Не хочу! С этим все кончено, ты обещал мне, Рауль.

Рауль изумленно смотрел на нее. Она стояла, чуть пошатываясь, и походила на затравленного зверя. Он поднялся и взял ее за руку.

— Да-да, — сказал он. — Конечно же с этим будет покончено, само собой. Но я так горжусь тобой, Симона, вот почему я упомянул об этих письмах.

Она искоса с подозрением глянула на него.

— И ты не захочешь, чтобы я продолжала сеансы?

— Нет-нет, — ответил Рауль, — если только тебе самой вдруг не захочется, хотя бы изредка… для своих старых друзей…

Она решительно перебила его:

— Нет-нет. Никогда больше. Это опасно. Так и знай. Я чувствую ее… страшную опасность…

Она стиснула ладонями голову и направилась к окну.

— Обещай мне, что никогда больше этого не будет, — обернувшись, сказала она просительно, почти шепотом.

Рауль подошел к ней и обнял за плечи.

— Дорогая моя, — заговорил он с нежностью, — обещаю тебе, после сегодняшнего вечера ты больше никогда не будешь проводить сеансы.

Он почувствовал, как она вздрогнула.

— Сегодня, — прошептала она. — Ах да… Я забыла про мадам Экс.

Рауль взглянул на часы:

— Она придет с минуты на минуту, но, может быть, если тебе нездоровится…

Казалось, Симона едва его слушает, думая о чем-то сроем.

— Она странная женщина, Рауль, очень странная. Ты знаешь, она вызывает у меня такое ощущение… почти ужас.

— Симона!

В его голосе был упрек, она сразу почувствовала.

— Да-да, Рауль, я знаю, ты — как все французы. Для тебя любая мать — это святое, и с моей стороны нехорошо так говорить, когда она убивается из-за потери своего ребенка. Но — мне трудно объяснить тебе, она такая огромная и страшная, и ее руки — ты когда-нибудь обращал внимание на ее руки, Рауль? Большие сильные руки, такие же сильные, как у мужчины. О!

По ее телу пробежала дрожь, и она закрыла глаза. Рауль выпустил ее из объятий и проговорил почти холодно:

— Никак не могу понять тебя, Симона. По-моему, ты женщина и не должна ничего, кроме сочувствия, испытывать к другой женщине, недавно потерявшей своего единственного ребенка…

Симона сделала нетерпеливый жест.

— О, именно этого ты не можешь понять, Рауль! Никто не может помочь мне в этом. В первый же момент, как я ее увидела, я почувствовала…

Она вскинула руки.

— …страх! Вспомни, сколько времени прошло, прежде чем я согласилась проводить для нее сеансы. Я чувствовала, что она принесет мне несчастье.

Рауль пожал плечами.

— А между тем она принесла тебе прямо противоположное, — проговорил он сухо. — Все сеансы прошли с потрясающим успехом. Дух маленькой Амелии сразу же смог руководить тобой, и материализация была просто потрясающей. Профессору Роше следовало бы присутствовать на последнем сеансе.

— Материализации, — сказала Симона, понизив голос. — Скажи мне, Рауль, — ты ведь знаешь, что я ничего не осознаю, пока нахожусь в трансе, — материализации и в самом деле так поразительны?

Он восторженно кивнул.

— В начале нескольких сеансов фигура ребенка представала в виде туманной дымки, — пояснил он, — но во время последнего сеанса…

— Да?

Он старался говорить очень мягко.

— Симона, девочка, стоявшая перед нами, была по-настоящему живая, из плоти и крови. Я даже прикоснулся к ней, но, видимо, это прикосновение причинило тебе боль, и я не позволил мадам Экс поступить так же. Я боялся, что она потеряет контроль и в результате причинит тебе вред.

Симона опять повернулась к окну.

— Я была страшно измотана, когда очнулась, — прошептала она. — Рауль, ты уверен, действительно уверен, что все это правильно? Ты знаешь, что добрая старая Элиз думает, будто я общаюсь с дьяволом?

Она натянуто засмеялась.

— Ты знаешь, что я думаю, — проговорил Рауль. — Прикосновение к неизведанному всегда таит опасность, но это благородное дело, ибо движет науку. В мире всегда были мученики науки, пионеры, приносившие жертву на ее алтарь во имя того, чтобы другие могли, не страшась, следовать по их стопам. Те десять лет, что ты работала для науки, стоили тебе ужасного напряжения. Ты выполнила свою миссию, и отныне ты свободна и будешь счастлива.

Она нежно ему улыбнулась, спокойствие вернулось к ней. И тут же бросила быстрый взгляд на часы.

— Мадам Экс опаздывает, — прошептала она. — Может, она не придет?

— Думаю, придет, — возразил Рауль. — Твои часы, Симона, немного спешат.

Симона двинулась по комнате, то и дело прикасаясь к безделушкам.

— Интересно, кто она, эта мадам Экс? — проговорила она. — Откуда она появилась, есть ли у нее родные? Странно, но мы ничего о ней не знаем.

Рауль пожал плечами.

— Большинство людей, приходящих к медиуму, стараются сохранить свое инкогнито, — заметил он. — Из элементарной предосторожности.

— Должно быть, так, — равнодушно согласилась Симона.

Небольшая китайская ваза, которую она держала, выскользнула из ее рук и разбилась вдребезги о каминные изразцы. Симона резко повернулась к Раулю.

— Ты видишь, — пробормотала она, — я не хотела этого. Рауль, ты не сочтешь меня малодушной, если я скажу мадам Экс, что не в состоянии проводить сегодня сеанс?

Его изумленно-обиженный взгляд заставил ее покраснеть.

— Ты же обещала, Симона… — начал он мягко.

Она прислонилась к стене.

— Мне бы не хотелось этого делать. Мне бы очень не хотелось…

И опять его ласково-укоризненный взгляд заставил ее болезненно поморщиться.

— Ты же понимаешь, Симона, я прошу тебя не из-за денег, хотя ты сама понимаешь, какую огромную сумму предложила эта женщина за последний сеанс, невероятно огромную.

Она резко его перебила:

— Есть вещи, которые значат больше денег.

— Конечно же так, — согласился он с нежностью. — Я ведь именно об этом и говорю. Подумай, эта женщина — мать, мать, лишившаяся единственного ребенка. Если ты не больна на самом деле, если это всего лишь твоя прихоть — ты можешь отказать богатой женщине в капризе, но можешь ли ты отказать матери в последнем взгляде на своего ребенка?

Женщина-медиум в отчаянии вскинула перед собой руки.

— О, как ты терзаешь меня, — прошептала она. — И в то же время ты прав. Я исполню твою волю. Но теперь я поняла, что внушает мне ужас: это слово «мать».

— Симона!

— Существуют некие первобытные силы, Рауль. Многие из них были разрушены цивилизацией, но материнство осталось тем же, чем была изначально. Животные, человеческие существа — все едино. Любовь матери к ребенку не сравнима ни с чем в мире. Она не знает ни законов, ни жалости, готова на любые действия, сметая все на своем пути.