Агата Кристи - Кошка на голубятне. Бледный конь. И в трещинах зеркальный круг

Нельзя сказать, что появление леди Вероники было совсем уж неожиданным… Это была очаровательная женщина, глубоко привязанная к своим дочерям-двойняшкам, и очень милая, когда, как говорится, была в себе. Но, к сожалению, через непредсказуемые интервалы времени она бывала и не в себе. Ее муж майор Карлтон-Сандуейз великолепно с этой бедой справлялся. С ними жила его двоюродная сестра, всегда готовая прийти на помощь и присматривающая за леди Вероникой. В дни спортивных праздников леди Вероника появлялась под конвоем майора Карлтон-Сандуейза и двоюродной сестры — вполне собранная и великолепно одетая, являя собой пример образцовой матери.

Но временами леди Вероника давала отставку своим доброжелателям. Изрядно, что называется, накачавшись, она прямым ходом отправлялась к дочерям, чтобы доказать им свою материнскую любовь. Близнецы уже приехали утренним поездом, и появления леди Вероники никто не ожидал.

Миссис Апджон продолжала говорить, но мисс Балстроуд ее уже не слушала. Она перебирала в уме возможные маневры, коими могла обезопасить стремительно приближающуюся леди Веронику, как вдруг на дорожке появилась, явно запыхавшаяся, мисс Чедвик. «Верная Чедди! Всегда поможет, будь то порезанный палец или нерадивый родитель!» — с нежностью подумала мисс Балстроуд.

— Возмутительно! — тут же воскликнула леди Вероника, поворачиваясь к мисс Чедвик. — Не хотела брать меня!

Не хотела, чтобы я сюда приезжала! Эдит! Умная какая! А я ее все равно обошла… Типичная старая дева… Ни один мужчина не посмотрит на нее дважды… Сказали, что я не в состоянии водить машину… Бре-е-ед!.. Надо сказать мисс Балстроуд, что я забираю девочек — им нужна любовь, материнская любовь! Какое это чудо — любовь матери…

— Леди Вероника, какой приятный сюрприз! — сказала мисс Чедвик. — Мы так рады вас видеть. Я как раз хотела показать вам наш новый спортивный корпус. Вам он понравится!

Мисс Чедвик ловко развернула леди Веронику, направляя ее в противоположную сторону.

— Я думаю, мы найдем ваших девочек там. Такой замечательный спортивный корпус, новые помещения и специальная сушилка для купальных костюмов… — Их голоса отдалялись.

Мисс Балстроуд все еще наблюдала за ними. Леди Вероника попыталась было вырваться и вернуться к дому, но мисс Чедвик сумела ее удержать. Вскоре они исчезли из виду и вновь появились из-за поворота дорожки, направляясь к уединенному зданию спортивного корпуса.

Мисс Балстроуд облегченно вздохнула. Милая Чедди! Вот кто всегда выручит! Пусть она не слишком современна, не слишком способна — во всем, что не касается математики. Зато у нее дар Божий: всегда вовремя приходить на помощь!

Чуть виновато мисс Балстроуд обернулась к миссис Апджон, мило болтавшей на протяжении всего этого времени.

— …хотя, конечно, — говорила миссис Апджон, — никаких плащей и кинжалов не было. Никаких прыжков с парашютами, диверсий или доставки важных донесений, — для этого я слишком труслива. В основном — скучная, бумажная работа. И планы. В смысле, топографические карты, а не планы работы. Но, право, это было увлекательно и порой забавно — один секретный агент шпионил за другим. Женева, все друг дружку знают и ходят в одни и те же бары. Конечно, я тогда еще не была замужем. И вообще, все это было очень весело.

Она внезапно остановилась и посмотрела на мисс Балстроуд с дружеской и немного виноватой улыбкой.

— Простите, я отняла у вас слишком много времени. И это когда столько людей хочет вас видеть…

Она пожала протянутую ей мисс Балстроуд руку, попрощалась и вышла.

Мисс Балстроуд какое-то время стояла в раздумье. Некое шестое чувство говорило ей: она пропустила что-то, что могло оказаться очень важным.

Однако она заставила себя отвлечься от этого ощущения. Все-таки приемный день нового триместра, и многие из родителей действительно хотят поговорить с ней. Никогда еще ее школа не была так популярна, и никогда сама она не была столь уверена в успехе. Медоубенк достиг зенита славы.

И ничто вроде бы не предвещало, что через несколько недель он погрузится в пучину бед: воцарится смятение, страх и смерть, что все это уже неотвратимо приближается. Не предвещало, хотя главные события уже начались.

За два месяца до начала летнего триместра действительно произошло несколько событий, которым суждено было так неожиданно повлиять на уклад привилегированнейшей женской школы Англии.

В королевском дворце Рамата два молодых человека курили, обсуждая ближайшее будущее. Первый, черноволосый, с гладким оливковым лицом и огромными печальными глазами, был принц Али Юсуф, наследник шейха [17] Шейх — титул правителей княжеств и вождей кочевых племен в Аравии. Рамата — одного из самых богатых, хотя и небольших государств на Ближнем Востоке. Другой, светловолосый и веснушчатый, был явно небогат, если не считать приличного жалованья, назначенного ему как личному пилоту Его Высочества. Несмотря на разницу в положении, их связывала глубокая и искренняя дружба, начавшаяся еще в школе, где они вместе учились.

— Они стреляли в нас, Боб! — произнес Али, в некотором недоумении.

— Еще как стреляли, — отозвался Боб Роулинсон.

— Они все рассчитали. Они хотят свергнуть меня.

— Еще как рассчитали, ублюдки, — мрачно согласился Боб.

Али задумался.

— Вряд ли у них это получится.

— Но нам в следующий раз может и не повезти.

— Сказать по правде, — продолжал Боб, — мы дали всему зайти слишком далеко. Тебе нужно было бежать отсюда две недели назад, я же говорил.

— Не хотелось бы бежать! — сказал наследный принц Рамата.

— Да понятно. Но помнишь, что сказал не то Шекспир [18] Шекспир Вильям (1564–1616) — английский драматург и поэт, крупнейший гуманист эпохи позднего Возрождения. , не то кто-то еще из поэтов — насчет того, кто убегает, чтобы сберечь свою жизнь для новой битвы [19] Имеются в виду поэтические строки, принадлежащие английскому поэту Сэмюэлю Батлеру (1612–1680) — «Тот, кто сражается, но вынужден бежать с поля боя, сохраняет надежду, выжив, снова принять участие в борьбе. Тот же, кто пал на поле битвы, уже никогда не сможет сражаться». .

— И ведь сколько денег, — произнес с чувством юный принц, — ушло на то, чтобы сделать Рамат государством Всеобщего Благоденствия. Больницы, школы, служба здоровья…

Боб Роулинсон прервал его:

— Слушай, а посольство ничем не может помочь?

Али Юсуф побагровел от гнева:

— Укрыться в вашем посольстве? Ну уж нет! Экстремисты не посчитаются ни с каким дипломатическим иммунитетом. К тому же, если я на это пойду, это будет конец! Меня и так обвиняют в прозападных настроениях. — Он тяжело вздохнул. — Все это так трудно понять… — Али говорил задумчиво и казался моложе своих двадцати пяти лет. — Мой дед был жестокий человек, настоящий тиран. В битвах он беспощадно истреблял врагов. Все бледнели только при одном его имени. И что же? Теперь он — легенда! Его обожают! Им восхищаются! Великий Ахмед Абдулла! А я? Что делал я? Строил школы и больницы… И выходит, все напрасно. Неужели им нужен режим, основанный на страхе, как при Ахмеде Абдулле?!