Агата Кристи - Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Что вы думали, мадемуазель?

Он отечески улыбнулся, мысленно давая ей краткую характеристику: хорошенькая, чем-то озабочена, не очень сообразительна, напугана…

Он спросил:

— Можно узнать, как вас зовут и где вы учитесь?

— Меня зовут Силия Остин. Я не учусь, а работаю фармацевтом в больнице Святой Екатерины.

— Интересная работа?

— Не знаю… Вообще-то интересная… — Голосок ее звучал не очень уверенно.

— А чем занимаются остальные молодые люди? Мне бы хотелось побольше узнать о них. Я думал, что здесь живут в основном иностранные студенты, но, оказывается, англичан гораздо больше.

— Некоторых иностранцев сейчас нет, например, мистера Чандры Лала и Гопала Рама, — они из Индии… Да! Еще не видно мисс Рейниеер, она голландка, и мистера Ахмеда Али, он египтянин и помешан на политике.

— А кто сидит за столом? Расскажите мне о них, пожалуйста.

— Слева от миссис Хаббард сидит Найджел Чэпмен. Он изучает историю средних веков и итальянский язык в Лондонском университете. Рядом с ним, девушка в очках, Патрисия Лейн. Она пишет диплом по археологии. Высокий рыжий парень — Лен Бейтсон, врач, а та темноволосая девушка — Вэлери Хобхауз, она работает в салоне красоты. Ее сосед — Колин Макнабб, будущий психиатр.

Когда она говорила о Колине, голос ее слегка дрогнул. Пуаро метнул на нее быстрый взгляд и увидел, что она покраснела.

Он отметил про себя: «Ага, значит мы влюблены и не можем скрыть своих чувств».

Он заметил, что юный Макнабб не обращает на Силию никакого внимания, а увлеченно беседует с рыжеволосой хохотушкой, сидящей с ним рядом за столом.

— Это Салли Финч. Фулбрайтовская стипендиатка. А возле нее — Женевьев Марико. Она вместе с Рене Алем изучает английский. Маленькая блондинка — Джин Томлинсон, она тоже работает в больнице Святой Екатерины. Она физиотерапевт. Негра зовут Акибомбо. Он из Западной Африки, отличный парень. Последней с той стороны сидит Элизабет Джонстон, она учится на юридическом. А справа от меня два студента из Турции, они приехали неделю назад и совсем не говорят по-английски.

— Спасибо. И как же вы между собой ладите? Ссоритесь, наверно?

Игривый тон был призван смягчить серьезность вопроса.

Силия ответила:

— О, мы так заняты, что нам некогда ссориться, хотя…

— Хотя что, мисс Остин?

— Найджел… тот, что сидит рядом с миссис Хаббард… обожает поддразнивать людей, злить их. А Лен Бейтсон сразу заводится. Он тогда бывает просто страшен. Но вообще-то он очень добрый.

— А Колин Макнабб тоже сердится?

— О нет, что вы! Колин только посмеивается над Найджелом.

— Понятно. А девушки между собой не ссорятся?

— Нет-нет, мы очень дружим. Женевьев, правда, порой обижается. Я думаю, это национальная черта; французы, по-моему, очень обидчивые… Ой… я… я не то хотела сказать, простите меня…

Силия не знала, куда деться от смущения.

— Ничего, я не француз, а бельгиец, — едва сдержав улыбку, успокоил ее Пуаро. И тут же, не давая Силии опомниться, перешел в наступление. — Так о чем же вы думали, мисс Остин? Помните, вы сказали вначале…

Она нервно скатала хлебный шарик:

— Да просто… понимаете… у нас недавно были неприятности… вот я и подумала, что миссис Хаббард… но это ужасная чушь, не обращайте внимания…

Пуаро не стал допытываться. Он повернулся к миссис Хаббард и подключился к ее беседе с Найджелом Чэпменом, который с невозмутимым видом доказывал, что преступление — это одна из форм искусства, и настоящие подонки общества — полицейские, поскольку они выбирают эту профессию из скрытого садизма. Пуаро потешался, глядя, как молодая женщина в очках, сидящая рядом с Найджелом, отчаянно пытается сгладить неловкость, а тот не обращает на нее абсолютно никакого внимания.

Миссис Хаббард мягко улыбалась.

— У молодежи сейчас на уме только политика и психология, — сказала она, — Мы были куда беспечней. Мы любили танцевать. Если скатать ковер в гостиной, там вполне можно устроить танцзал и плясать до упаду, но вам это и в голову не приходит.

Силия рассмеялась и лукаво сказала:

— А ведь ты любил танцевать, Найджел. Я даже танцевала с тобой однажды, хотя ты, наверно, не помнишь.

— Ты — со мной? — недоверчиво спросил Найджел. — Где?

— В Кембридже, на открытии майских гонок [245] Майские гонки — традиционные состязания по гребле со столкновениями между колледжами Кембриджского университета, одного из крупнейших и старейших в Англии, основанного в начале XIII века. Первоначально проводились в мае, в настоящее время после весенних экзаменов в июне. .

— Ах этот май! — Найджел махнул рукой, как бы открещиваясь от ошибок молодости. — В юности чего только не бывает. К счастью, это скоро проходит.

Найджелу явно было не больше двадцати пяти. Пуаро усмехнулся в усы.

Патрисия Лейн, как бы оправдываясь, произнесла:

— Понимаете, миссис Хаббард, мы так заняты… надо ходить на лекции и потом писать конспекты, так что на всякие глупости просто не остается времени.

— Но у человека только одна молодость, — возразила миссис Хаббард.

Отведав на десерт шоколадного пудинга, все отправились в гостиную и каждый налил себе кофе из кофейника, стоявшего на столе. Пуаро предложил начать лекцию. Турки вежливо откланялись, а остальные расселись по местам, выжидающе глядя на гостя.

Пуаро встал и заговорил свойственным ему самонадеянным тоном. Звук собственного голоса всегда ему нравился, и он непринужденно проболтал минут сорок пять, припоминая случаи из своей практики и слегка сгущая краски. Деликатное предположение, что он им просто морочил голову, не было бы чрезмерным.

— Так вот, стало быть, — закончил он, — я сказал этому бизнесмену, что он напоминает мне одного льежского фабриканта, владельца мыловаренного завода, который отравил супругу, чтобы жениться на красивой блондинке, своей секретарше. Я сказал об этом вскользь, но эффект был потрясающим. Он тут же отдал мне украденные деньги, да-да, те самые, которые у него украли, а я нашел! Сидит передо мной бледный, а в глазах — ужас. Я ему говорю: «Я отдам их благотворительному обществу». А он мне: «Поступайте как вам заблагорассудится». Ну что ж, тогда я советую ему; «Вам, мосье, надо быть очень, очень осторожным». Он молча кивает и утирает пот со лба. Он перепугался насмерть, а я… я спас ему жизнь. Потому что теперь, как бы он ни сходил с ума по блондинке-секретарше, он никогда не попытается отравить свою глупую и вздорную жену. Лучшее лечение — это профилактика. Надо предупреждать преступления, а не сидеть сложа руки и ждать у моря погоды.

Он поклонился и развел руками.

— Ну, вот и все, я, наверно, вконец утомил вас.

Раздались бурные аплодисменты. Пуаро еще раз поклонился, но не успел сесть на место, как Колин Макнабб вынул трубку изо рта и спросил: