Агата Кристи - Убийство в проходном дворе. Загадка Ситтафорда. Загадка Эндхауза. Смерть лорда Эджвера

— Как видите, — внезапно перебил себя Пуаро, — вопросам, касающимся мадам, буквально нет предела. Она загадка от начала до конца. И это вынуждает меня сделать вывод. Мадам Райс либо сама виновата, либо же знает — или, скажем, думает, что знает, — истинного преступника. Только вот не ошибается ли она? Знает она или просто подозревает? И как мне заставить ее говорить?

Он вздохнул.

— Ну что ж, я возвращаюсь к своему списку.

Ж. Мистер Лазарус — Любопытно, что у меня фактически нет к нему ни одного вопроса, если не считать самого тривиального: не подложил ли он отравленные конфеты? После чего у меня остается всего один, абсолютно не относящийся к делу вопрос. Я все же записал его. Зачем мосье Лазарус предложил пятьдесят фунтов за картину, которая стоит всего двадцать?

— Он хотел оказать Ник услугу, — предположил я.

— Он сделал бы это иначе. Ведь он делец. А дельцы не покупают вещи, которые можно продать только с убытком. Если бы ему хотелось оказать любезность мадемуазель, он одолжил бы ей денег, как частное лицо.

— Как бы там ни было, но это не связано с преступлением.

— Ваша правда… и все-таки мне это очень любопытно. Я ведь изучаю психологию.

Теперь перейдем к 3.

3. Капитан Челленджер. — Почему мадемуазель Ник рассказала ему, что она с кем-то помолвлена? Что ее вынудило? Ведь никому другому она не рассказала. Может быть, он сделал ей предложение? Каковы его отношения с дядей?

— С дядей?

— Да, с доктором Маком Эллистером. К слову сказать, довольно темная личность. Но я продолжаю. Возможно ли, что, прежде чем о гибели Майкла Сетона было объявлено официально, какие-то сведения просочились в адмиралтейство частным порядком?

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните? Пусть даже Челленджер узнал о смерти Сетона раньше всех, все равно это не причина для убийства любимой девушки.

— Вполне согласен. Все, что вы говорите, абсолютно логично. Но я же вам сказал, это всего лишь факты, которые мне хотелось бы выяснить. Я по-прежнему остаюсь ищейкой, которой приходится обнюхивать всякие малоприятные предметы. Однако продолжим.

И. Мосье Вайз. — Как объяснить его слова о фанатической привязанности его кузины к Эндхаузу? Какую цель мог он преследовать, утверждая это? Получил ли он завещание или не получил? Да и вообще, честный он человек или нет?

И, наконец, «К». Точно, здесь остается то же, что прежде, — огромный вопросительный знак. Существует ли он на самом деле или… Mon Dieu! Что с вами, мой друг?

С внезапным криком я вскочил со стула и дрожащей рукой указал на окно.

— Лицо! — закричал я. — Я видел в окне чье-то лицо. Ужасное! Его уже нет, но я его видел!

Пуаро бросился к окну, распахнул его и выглянул наружу.

— Здесь никого нет, — заметил он с сомнением — Вы уверены, что оно вам не почудилось, Гастингс?

— Я убежден. Кошмарное лицо.

— Здесь, правда, есть балкон. Если кому-то захотелось подслушать наш разговор, он без труда мог бы сюда добраться. Что вы имели в виду, когда назвали его лицо ужасным, Гастингс?

— Бледное, с вытаращенными глазами, почти нечеловеческое.

— Это все ваша лихорадка, mon ami. Лицо — допустим. Неприятное лицо — тоже возможно. Но почти нечеловеческое — это уж слишком. У вас создалось такое впечатление, потому что лицо было прижато к стеклу; к тому же вы никак не ожидали его там увидеть.

— Это было ужасное лицо, — упрямо твердил я.

— Оно не показалось вам… знакомым?

— Ни в коем случае.

— Гм… а между тем это вполне возможно. Вы едва ли смогли бы узнать человека при таких обстоятельствах. Интересно, да… очень интересно…

Он задумчиво складывал свои записки.

— По крайней мере одно хорошо. Если даже этот человек подслушивал наш разговор, то, к счастью, мы с вами ни разу не упомянули, что мадемуазель Ник жива и здорова. Что бы он там ни подслушал, этого он все равно не узнал.

— Признайтесь все же, — заметил я, — что результаты вашего, э-э… блестящего маневра до сих пор были несколько огорчительны. Ник мертва, а никаких ошеломляющих событий не последовало.

— Еще рано. Я ведь назначил двадцать четыре часа. Вот завтра, если я не ошибаюсь, кое-что должно произойти. Иначе… иначе — я заблуждаюсь от начала до конца. Существует такая вещь, как почта. Я возлагаю большие надежды на завтрашнюю почту.

Проснувшись утром, я почувствовал, что очень ослабел, но лихорадка прошла. Мне захотелось есть. Мы с Пуаро позавтракали в гостиной.

— Ну-с, — ехидно спросил я, глядя, как он раскладывает полученные письма. — Почта не обманула ваших ожиданий?

Пуаро промолчал. Он только что вскрыл два конверта, и тот и другой явно со счетами. Я отметил, что вопреки привычке мой друг не хорохорится и выглядит довольно угнетенным.

Затем я занялся своими письмами. В первом из них я нашел извещение о спиритическом сеансе.

— Ну что ж, — заметил я, — если остальные пути заведут нас в тупик, придется обращаться к спиритам. Я и то удивляюсь, почему столь редко прибегают к этому способу. Подумайте, душа жертвы возвращается на землю и называет своего убийцу. Чем вам не доказательство?

— Это едва ли помогло бы нам, — рассеянно ответил Пуаро. — Не думаю, что Мегги Бакли знала, кто в нее стрелял. Если бы даже она смогла заговорить, она не сообщила бы нам ничего существенного. Ба! Вот забавно!

— О чем вы?

— Вы говорите мне о голосах с того света, и в ту же минуту я распечатываю это письмо.

Он кинул его на мой конец стола. Письмо было от миссис Бакли. Вот что она писала:

Приход Ленгли

Дорогой мосье Пуаро!

Вернувшись домой, я нашла здесь письмо, написанное моей несчастной девочкой после приезда в Сент Лу. Боюсь, в нем не окажется ничего интересного для вас, но я подумала, что, может быть, вы захотите на него взглянуть.

Благодарю вас за участие, искренне Ваша

Читая вложенное ею письмецо, я почувствовал, что у меня сдавило горло. Письмо было таким будничным, не омраченным даже тенью надвигающейся беды.

Вот что там было написано:

Дорогая мама!

Я жива и здорова, доехала благополучно. До самого Эксетера в вагоне было только двое пассажиров.

Здесь чудесная погода. Ник выглядит здоровой и веселой, пожалуй, чуточку возбуждена, но я все же не понимаю, зачем она прислала мне такую телеграмму. По-моему, ничего бы не случилось, если бы я приехала во вторник.

Пока кончаю. Сейчас мы идем пить чай к соседям. Они австралийцы и снимают здесь флигель. Яше говорит, что они симпатичные зануды. У нее будут гостить миссис Райс и мистер Лазарус. Он торгует предметами искусства. Сейчас я брошу письмо в ящик у калитки, и почтальон успеет его захватить. Завтра напишу еще.

Р. S. Ник говорит, что у нее все же была причина послать такую телеграмму. После чая она мне расскажет. Она какая-то странная и очень нервничает.