Буало-Нарсежак - Разгадка шарады — человек. Полное собрание сочинений. Том 4

Крис помог Коринне подняться. Еще несколько пар рук потянулось, чтобы поддержать ее. Приподнявшись на цыпочки, Раймон увидел лицо Коринны, блестящее и мертвое, как маска. По щекам, словно капли дождя по оконному стеклу, сбегали слезы. Фотограф влез на стул, поднял над головой вспышку и, повернувшись к Раймону, крикнул:

— На первую полосу тянет! Такое событие, соображать надо!

С этого момента все опять помнилось смутно. О работе уже и речи не было. Операторы вышли из аппаратной и присоединились к остальным. Все что-то живо обсуждали. Валери знаком подозвала Раймона.

— Сделай так, чтобы тебя заметили, — сказала она мягко. — Пошевеливайся… Сейчас журналисты заявятся. Тебе нельзя оставаться в стороне.

И они прибыли, чуть позже, с ворохом новостей… Жода обнаружил один его друг… Врач считает, что это — самоубийство… Умер не больше часа назад… Возможно, как раз тогда, когда показывали интервью в «Парижском клубе»… Разве сама песня, если хорошенько подумать, не стала своего рода предупреждением? В ней чувствуется усталость… может, отчасти, обида… да еще какая. «Свет и радость мою унесла ты во тьму!..»

— Что вы думаете по этому поводу? — спросил один из журналистов Раймона.

— В один прекрасный день такое с каждым из нас может случиться, — не дала ему ответить Валери. — Нервы сдают. Живем как сумасшедшие… Вот я, например… Вы же знаете, я из кордебалета «Афинии»… Иной день так устаю, что, кажется, сдохну где-нибудь в уголке… Правда, Рай?

— Для вас смерть Жода — неприятный сюрприз, — настаивал журналист. — Что вы теперь намерены делать?

— Работать, — ответил Раймон.

— С кем?

— С Коринной, с кем же еще?.. У нас заключен контракт на пластинку.

— А дальше?

— У Раймона куча предложений, — быстро вставила Валери. — Можете за него не беспокоиться!

Раймону стало стыдно за их былые стычки. Валери — отличная девочка. Если ему удастся вывернуться, то только благодаря ей.

Позже, в машине, когда она везла его на улицу Габриэль, он поблагодарил ее.

— Играть так играть, — ответила она. — Тут каждый за себя. Тебя этому не учили в твоем Сен-Флу?

Ему хотелось выпить, а руки так дрожали, что он пролил половину стакана. Плюхнулся на диван. Ладно! Самое страшное позади. Валери с любопытством следила за ним.

— Слушай, может, ты мне объяснишь, что на тебя нашло?

— О чем ты?

— Ты что, вошел и прямо бросился на него?

— Ей-богу, Вал…

— Да ладно тебе! Ты или не ты грозился придушить его, когда собирался туда? Приезжаю — он висит. Да к тому же на поясе от пижамы… Не дрейфь!.. Я еще никогда никого не закладывала.

— Черт побери! Это уж слишком. Где моя пижама?

Раймон встал, осмотрелся, заглянул под диванные подушки, прошел в ванную.

— Вот она! — крикнула Валери.

Раймон вернулся в комнату. Валери протянула ему пижаму в черную и золотую полоску. Раймон взял ее, развернул.

— Где пояс? — спросил он.

— Был да сплыл! — сказала Валери. — Он там… на шее у Жода.

Комната вдруг покачнулась, отвратительно заколебалась. Раймон рухнул в кресло. Ему хотелось по-детски расплакаться.

Теперь Раймон пил беспробудно, лишь бы избавиться от наваждения. Пока не было Валери, он разорвал и искромсал на мелкие кусочки пижаму, которой раньше так гордился — она походила на пижаму Жода. Своего рода магический ритуал: он подражал тем из своего окружения, кто сумел взнуздать фортуну. Носил галстуки, как у Беллема, директора «Афинии»; купил «альфу», потому что на «альфе» ездил Люсьен Фрег из агентства печати. Ему хотелось бы заиметь награды, ордена — не из тщеславия, а чтобы окончательно обезопасить себя от провала, завершить наконец марафон упрашивания, хлопот, вынужденного каждодневного рабства. Успех дебютанта казался ему порой настолько шатким и хрупким, что он считал: надежнее висеть, зацепившись кончиками пальцев за водосточную трубу на двадцатом этаже! Его не покидал ужас перед бездной. Лишь спиртное немного притупляло это чувство. А напившись, он вел себя как мальчишка. Разве не идиотизм — порвать такую красивую пижаму! К тому же он зарыл клочья на пустыре за домом и хорошенько утрамбовал землю, чтобы приходившие сюда играть ребятишки, не дай Бог, не нашли бы их. Вернувшись, он почувствовал себя несколько увереннее; если бы Валери вздумалось сейчас его снова расспрашивать, он бы ей задал жару. Но Валери ни словом не обмолвилась о смерти Жода Только как-то странно глядела на него — иронично и покровительственно… И кошмар продолжался. Ее игра — считать его виновным, игра страшная, в которой у него не оставалось шансов. Он сам пожелал изобразить перед ней комедию насилия, и насилие словно поймало его на слове. Все оборачивалось против него. Даже пояс, который он потерял… Как терял, бывало, зажигалку, ключи от машины, носовые платки. А ведь она отлично знала, что он обладает удивительным даром заколдовывать вещи, не раз они вдвоем ползали на четвереньках по студии, уже отчаявшись найти какую-нибудь трубку или запонку.

— Что за черт! Я же видел ее пять минут назад.

— Думаешь?

— Не думаю, а уверен.

— Не злись, котик.

Но он злился, чертыхался — никакого, мол, порядка в доме, — лишь бы не признавать, что сам растеряха. На этот раз винить было некого. Вот он и пил, только бы забыть то, что видел там.

На похороны Жода он идти отказался. Ей пришлось умолять его, вразумлять: он себе ломает карьеру, и вообще его отсутствие будет выглядеть странным и даже подозрительным. В конце концов он сдался, но его распирало от злобы на весь белый свет. На кладбище он держался в стороне, видел лишь головы, слышал лишь обрывки прощального слова — его произнес академик, сокурсник и друг Жода. Зато в вечерних газетах событие освещалось в мельчайших подробностях. В студию их принесла Валери. Раймон даже вздрогнул, увидев заголовки.

— Что я тебе говорил! Ты только прочти… Читай, читай… «ПОГИБ ПОЭТ»… «ПЕСНЯ, НЕСУЩАЯ СМЕРТЬ»…

Журналист выспренно повествовал о том, что Жод умер как раз тогда, когда Крис пел в «Парижском клубе» «Я тебя обнимал»… Судебный эксперт установил время смерти с большой точностью. Разумеется, нельзя утверждать, что существует прямая связь между песней и самоубийством, однако каждый, кому известна исключительная чувствительность покойного, непременно свяжет эти два события.

— Специально для рекламы стараются, — сказала Валери.

— Смотри! — вскрикнул Раймон. — Они кое-что получше придумали… Вот сволочи!

И он начал читать вслух, все громче и громче:

— «Завтра вечером по телевидению будет транслироваться вторая часть концерта из зала „Афиния“. Широкая публика сможет почтить память того, кто тридцать лет отдавал весь свой талант и душу французской песне. Восходящая звезда „Юпитера“…»