Буало-Нарсежак - Разгадка шарады — человек. Полное собрание сочинений. Том 4

— Клеман, это вы положили мне на стол письмо?

— Да, мсье.

— Кто вам его вручил?

— Никто. Я нашел его в ящике, когда вернулся после перерыва.

Значит, чтобы принести мне эти деньги, Ману выбрала время, когда, как она знала, в издательстве не было ни души. Это несомненно означало, что между нами все кончено. Что же, я сам умолял ее подать мне какой-нибудь знак, и вот получил больше, чем просил. Поступок Ману говорил сам за себя. Хорошо еще, что она не расплатилась со мной чеком, как с каким-нибудь поставщиком! Взявшись было за дверную ручку, я вдруг застыл на месте. В самом деле, почему она не прислала чек?.. Потому что не хотела — вернее, не могла — указать свое настоящее имя. Иначе разве она решилась бы прийти сюда сама? Столько предосторожностей с самого начала… псевдоним, почтовый ящик и вот теперь это письмо… Я присел в кресло, забыв даже убрать деньги… На это можно было бы возразить, что ведь она все-таки пригласила меня к себе домой… Да, но я так долго просил ее об этом, и она дождалась последней минуты, когда дом уже был закрыт. Но, возможно, я и на сей раз совершенно превратно истолковываю те знаки, которые она мне подает. Что, если она, напротив, хотела, чтобы я узнал всю правду? Ну нет! Ей стоило только позвонить мне, признаться во всем. Какого черта, ведь никто же за ней не следил!.. Господи, да откуда мне знать? Мне было стыдно за самого себя. Я придирался к пустякам, цеплялся за дурацкие выдумки, вместо того чтобы честно признать свое поражение. Старик, она тебя больше не любит. Ты уязвлен, унижен. Боишься сознаться, что тебе дали отставку? По-твоему, только мужчина может порвать с женщиной, но не наоборот?..

Нет, дело не в этом. Верно, в газетных разделах, посвященных сердечным делам, в песенках любовь приходит и уходит… Но у нас с Ману все было по-другому. Господи, да стоит мне только вспомнить! И если Ману вела себя со мною столь необъяснимым образом, значит, на то была веская причина. Может, кто-то вынуждал ее порвать со мной? Но кто?.. Жаллю?.. Что, если она была любовницей Жаллю? Эта мысль уже приходила мне в голову… А что, если Жаллю, теперь овдовев, предложил Ману выйти за него замуж? И Ману, несмотря ни на что, готова согласиться? Очевидно, Жаллю поставил ей определенные условия: забрать рукопись, отказаться от всякого литературного поприща, немедленно порвать со мной… Этим и объясняется тот странный телефонный звонок. В последний момент Ману так и не решилась заговорить… Что ж, похоже, я нашел верное объяснение. Усмехнувшись, я сунул деньги в карман. Эта славная Ману! Она все еще любила меня, но не могла упустить Жаллю — вернее, его состояние и общественное положение. Пока меня не было, она успела все обдумать. Ну а тем временем я, втянутый в замысел Клер, помог осуществиться чаяниям Ману. Это даже забавно! Подумать только, и я еще опасался упреков Жаллю! Да ведь он должен меня благословлять! Я взял на себя всю грязную работу. Только вот я не собирался и впредь оставаться славным дурачком Пьером, всегда готовым оказать любую услугу. Я взял блокнот и на одном дыхании написал:

«Ману, милочка моя, вот и пришло время нам расстаться. Спасибо Вам, Вы полностью заплатили свои долги. Я всегда считал Вас разумной женщиной. И все-таки Вы не смогли все предусмотреть. Разве тело госпожи Жаллю было найдено? Предположим, что Клер не умерла. Поверьте, я говорю это не просто так. Не забывайте, что я единственный свидетель ее гибели. Вам стоило бы поделиться со мной Вашими замыслами. Я смог бы дать Вам полезный совет. Вы предпочли обо всем умолчать — тем хуже для Вас. Не рассчитывайте на мою сдержанность. Желаю Вам, любезная Ману, всего того счастья, которое Вы сулили мне».

Я заклеил конверт, надписал на нем номер почтового ящика и отдал письмо Ивонне. Из этой вспышки гнева я извлек некоторое умиротворение, продлившееся до самого вечера. Собирался ли я осуществить свои угрозы? Право, я и сам не знаю. Зато я был уверен, что теперь-то Ману у меня в руках. Мне больше не придется умолять эту женщину, месяцами выскальзывавшую у меня из рук, прийти ко мне: я прикажу ей явиться, и она повинуется. За обедом я постарался припомнить малейшие детали нашей связи, проверяя, насколько убедительны мои предположения. Нет, ошибиться я не мог. Мои догадки были правильными. Завтра она получит мое письмо. И тогда признает свое поражение.

Я был так доволен собой, что нашел в себе силы отправиться в Нейи. Темнело, и в спальне Ману — а вернее, в спальне Клер — горел свет. Мне требовалось доказательство измены Ману — вот оно. Ману уже обосновалась в особняке. Она чувствовала себя там, как у себя дома. А что, если я позвоню в дверь? Да нет, лучше обождать. Мне хотелось унизить ее. Она сама придет ко мне. Домой я вернулся пешком, и было уже за полночь, когда, вконец измученный, я присел на постель. Возбуждение прошло. Может, я и добился над Ману преимущества, но тем не менее она для меня потеряна. Пачка сигарет, которые я купил для нее, лежала рядом с шампанским и еще не увядшими цветами. Я только собирался ее открыть, как в дверь позвонили, и я застыл на месте. Она? Уже? Но в такую пору это могла быть только она. Я бросился к дверям.

— Ты! — вырвалось у меня.

— Вижу, ты меня не ждал, — сказала Клер.

Она вошла, поставила на диван чемодан, который я выбрал для нее там, на плотине, и синюю сумочку с тремя буквами: Т. W. А. [13] Известная международная авиакомпания. (Примеч. перев.) При виде цветов и бутылки у нее на лице промелькнула робкая улыбка.

— Это мне? Ох, милый!

Я закрыл глаза, когда она меня поцеловала.

— Ты уже обедала?

— Да, — сказала она. — Перед вылетом из Лондона.

— Ведь ты, помнится, собиралась мне написать?

— Решила, что лучше приеду сама. Здесь мне легче будет раздобыть новые документы.

— А тогда ты вышла из положения без проблем?

Скинув плащ, она осматривала мою квартиру.

— У тебя здесь очень славно.

Я взял бутылку с шампанским, собираясь убрать ее в холодильник.

— Удачная мысль, — заметила она. — Умираю от жажды. Сейчас я тебе помогу.

Она отыскала бокалы, поднос и даже пачку сухого печенья, о котором я совсем забыл.

— Клер, — спросил я, — почему ты приехала? Скажи мне правду.

Сбросив туфли, она уселась на диван, поджав под себя ноги. Я наполнил бокалы, и мы взглянули друг на друга.

— Разве ты не рад? — прошептала она.

— Не особенно. Ты советуешь мне быть осмотрительным, принимаешь тысячу предосторожностей, а сама тут же мчишься в Париж, где тебя всякий может узнать.

— Никто меня не видел… К тому же все разъехались на каникулы.

— Ладно. Ты, как всегда, права.

— Пьер… Послушай… А если бы я не приехала, что бы ты стал делать?

— Я здесь еще меньше недели. Дай мне время оглядеться. Такое место, как у меня, не бросают с бухты-барахты. К тому же, детка, существуют законы, хотя ты об этом, похоже, и не подозреваешь. Я должен отработать месяц…