Гилберт Честертон - Воскресение отца Брауна

– Нам следовало бы знать, когда мы позволили таким людям, как вы… – сдавленным, клокочущим голосом начал Мендоза.

Его перебил новый голос – высокий и пронзительный, с американским акцентом.

– Прекратите! – выкрикнул Снейт. – Прекратите! Здесь что-то не так: я клянусь, что видел, как он шевельнулся!

Он взбежал по лестнице и устремился к гробу, а толпа внизу зашумела, охваченная неописуемым волнением. В следующее мгновение он обернулся с изумленным выражением на лице и поманил пальцем доктора Кальдерона, который поспешил к нему. Когда они отошли от гроба, все увидели, что положение головы покойника изменилось. Возбужденный рев толпы утих как по волшебству, потому что священник, лежавший в гробу, вдруг застонал, приподнялся на локте, заморгал и обвел собравшихся затуманенным взором.

Джон Адамс Рэйс, до сих пор знакомый лишь с чудесами науки, даже спустя годы так и не смог описать неразбериху, царившую в течение следующих нескольких дней. Он как будто выпал из пространства и времени и оказался в невероятном мире. За каких-то полчаса население городка и окрестностей превратилось в средневековую толпу, увидевшую небывалое чудо, и уподобилось жителям древнегреческого города, где боги нисходили к людям. Тысячи людей простирались ниц на дороге, сотни принимали монашеские обеты, и даже такие чужаки, как два американца, не могли думать и говорить ни о чем, кроме чуда воскрешения. Сам Альварес был потрясен; он опустился на землю и обхватил голову руками.

Посреди этого вихря благодати находился один маленький человек, тщетно старавшийся, чтобы его услышали. Его голос был слабым и ломким на фоне оглушительного шума. Он делал робкие жесты, свидетельствовавшие скорее о раздражении, а не о чем-то другом. Он подошел к краю парапета над толпой и помахал руками, пытаясь успокоить людей, но его движения напоминали бессильное хлопанье крыльев пингвина. Толпа все же немного притихла, и тогда отец Браун впервые достиг той степени раздражения, когда он мог с гневом обрушиться на собственную паству.

– Эх вы, дураки, – произнес он высоким, дрожащим голосом. – Глупые вы, глупые люди!

Потом он внезапно собрался с силами, засеменил к лестнице и начал торопливо спускаться вниз.

– Куда вы, отец? – осведомился Мендоза с еще большим благоговением, чем обычно.

– На телеграф, – на ходу бросил отец Браун. – Что? Нет, разумеется, это не чудо. С какой стати? Чудеса не бывают таким дешевым представлением.

Когда он спустился по лестнице, люди стали простираться перед ним, умоляя о благословении.

– Господи, благослови, – поспешно говорил отец Браун. – Благослови и вразуми этих несчастных!

Он с необыкновенной скоростью припустил на почту, где отправил секретарю своего епископа телеграмму следующего содержания:

«Здесь ходят невероятные слухи о чуде; надеюсь, его преосвященство не даст ход этому делу. Ничего особенного не произошло».

Покончив с делом, он вдруг покачнулся от усталости, и Джон Рэйс поддержал его под локоть.

– Позвольте мне проводить вас домой, – сказал он. – Вы заслуживаете большего, чем вам дают эти люди.

Джон Рэйс и священник сидели в гостиной приходского дома. Стол еще был завален бумагами, над которыми вчера трудился отец Браун; бутылка вина и пустой бокал стояли там, где он их оставил.

– Теперь я наконец могу собраться с мыслями, – почти сурово сказал отец Браун.

– Не слишком усердствуйте, – посоветовал американец, – сейчас вам нужен покой. Кроме того, о чем вы собираетесь думать?

– Мне довольно часто доводилось принимать участие в расследовании убийств, – сказал священник. – Теперь я должен расследовать собственное убийство.

– На вашем месте я сначала бы выпил немного вина, – заметил Рэйс.

Отец Браун встал, наполнил бокал, поднял его, задумчиво посмотрел в пустоту и поставил вино на стол. Потом он снова сел и сказал:

– Знаете, что я чувствовал, когда умирал? Можете не верить, но я испытывал необыкновенное удивление.

– Полагаю, вы были удивлены, что вас огрели дубинкой по голове, – сказал Рэйс.

Отец Браун наклонился к нему.

– Ничего подобного, – тихо сказал он. – Я удивился, что меня не ударили дубинкой по голове.

Некоторое время Рэйс смотрел на него, словно раздумывая, не привел ли удар по голове к тяжким последствиям.

– Что вы имеете в виду? – наконец спросил он.

– Я имею в виду, что человек с дубинкой остановил удар в последний момент, так что она даже не коснулась моей головы. Точно так же второй человек вроде бы ударил меня ножом, но не нанес ни царапины. Все это было подстроено. Но потом произошло нечто необыкновенное.

Он задумчиво посмотрел на бумаги, разбросанные по столу, а затем продолжил:

– Хотя ни нож, ни дубинка не коснулись меня, я почувствовал, как у меня подгибаются ноги, а в глазах потемнело. Я понял, что мне нанесли удар, но только не этим оружием. Вы догадываетесь, что я имею в виду?

Он указал на бутылку вина, стоявшую на столе. Рэйс взял бокал, посмотрел на вино и понюхал его.

– Думаю, вы правы, – сказал он. – Я начинал помощником фармацевта и изучал химию. Не могу точно утверждать без анализа, но в это вино подмешали что-то очень необычное. Существуют снадобья, с помощью которых азиаты погружают человека в сон, похожий на смерть.

– Именно так, – спокойно произнес священник. – Так называемое чудо было подстроено по той или иной причине. Сцену похорон явно отрепетировали и рассчитали время постановки. Думаю, отчасти это связано с безумной рекламной кампанией, которую устроил Снейт, но мне с трудом верится, что он мог зайти так далеко только ради славы. В конце концов, одно дело превращать меня в книжного героя и раскручивать как второго Шерлока Холмса. Я…

Священник вдруг замолчал, и выражение его лица резко изменилось. Помигивающие глаза плотно закрылись, и он встал, словно ему не хватало воздуха. Потом он протянул вперед дрожащую руку, как будто нащупывая путь к выходу.

– Куда вы? – изумленно спросил американец.

– Мне нужно помолиться, – ответил отец Браун, чье лицо было белым как мел. – Или, вернее, вознести хвалу Господу.

– Ничего не понимаю. Что с вами случилось?

– Я собираюсь вознести хвалу Господу за невероятное спасение… в последний момент.

– Разумеется, – сказал Рэйс. – Я не принадлежу к вашему вероисповеданию, но достаточно религиозен, чтобы понять вас. Конечно, вы хотите поблагодарить Бога за чудесное спасение от гибели.

– Нет, – ответил священник. – Не от гибели, а от позора.

Американец вытаращил глаза, и следующие слова священника обрушились на него, как лавина.

– Ах, если бы только от моего позора! Но это было бы позором для всего, что мне дорого, позором для самой моей веры! Что бы тогда произошло! Самый громкий и отвратительный скандал с тех пор, как последняя ложь застряла в глотке Титуса Оутса.