Гилберт Честертон - Воскресение отца Брауна

– О чем вы толкуете? – недоуменно воскликнул его собеседник.

– Лучше я сразу же расскажу вам, – сказал священник.

Он опустился на сиденье и продолжал уже более сдержанным тоном:

– Меня озарило, когда я упомянул о Снейте и Шерлоке Холмсе. Теперь я припоминаю, что писал по поводу его абсурдного замысла; тогда я ничего не подозревал, но думаю, они искусно подвели меня к тому, чтобы я написал именно эти слова. Фраза звучала примерно так: «Если это лучший выход, я готов умереть и вернуться к жизни, как Шерлок Холмс». В тот момент, когда я подумал об этом, то осознал, что меня заставляли писать всевозможные вещи с той же целью. Например, я написал, словно обращаясь к сообщнику, что в определенное время выпью вина с подмешанным снадобьем. Теперь вы понимаете?

Рэйс вскочил на ноги, глядя на него.

– Да, – ответил он. – Кажется, я начинаю понимать.

– Они подстроили чудо. Потом те же самые люди разоблачили бы это чудо. И, что хуже всего, они бы доказали, что я сам принимал участие в заговоре. Это было бы наше фальшивое чудо. В этом и заключался их дьявольский план, недоступный для таких простаков, как мы с вами.

После небольшой паузы он тихо добавил:

– У них определенно была целая куча моих автографов.

Рэйс уперся взглядом в стол и мрачно спросил:

– Как вы думаете, сколько мерзавцев замешано в этом деле?

Отец Браун покачал головой.

– Больше, чем мне хотелось бы думать, – ответил он. – Но надеюсь, некоторые из них были лишь орудиями в руках других. Альварес мог подумать, что на войне все средства хороши; у него извращенный ум. Боюсь, что Мендоза оказался старым лицемером; я никогда ему не доверял, а он недолюбливал меня за проповеди среди его рабочих. Но все это может подождать; мне нужно лишь поблагодарить Бога за спасение, и особенно за то, что я сразу же отправил телеграмму епископу.

Джон Рэйс пребывал в глубокой задумчивости.

– Вы поведали мне много нового, – наконец сказал он. – Но кое-чего я все же не понимаю. Я могу понять, что эти типы все хорошо продумали. Они полагали, что любой человек, который просыпается в гробу и обнаруживает, что его собираются канонизировать как святого, который становится ходячим чудом и предметом всеобщего обожания, подыграет своим почитателям и примет венец славы, свалившийся на него с ясного неба. Их расчет был основан на самой практической психологии. Я видел всевозможных людей в разных местах и могу откровенно сказать, что едва ли найдется хотя бы один на тысячу, кто в таких обстоятельствах сохранит выдержку и, еще не вполне проснувшись, найдет в себе достаточно здравомыслия, простоты и смирения, чтобы…

Он сам удивился глубине охватившего его чувства, и его обычно ровный голос прервался.

Отец Браун рассеянно посмотрел на бутылку, стоявшую на столе и приподнял брови.

– Послушайте, – сказал он. – А как насчет бутылочки настоящего вина?