Джорджетт Хейер - Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Не люблю болтать о соседях! – признался он. – Но что поделать, если речь об убийстве? Если то, что я скажу, окажется пустяком, никому не будет причинено вреда; а если нет – что ж… Глупо отрицать, что происшедшее всех нас потрясло. Не готов утверждать, будто знаю, чьих это рук дело. Между нами говоря, здесь, в Торндене, только спящий не изображает сейчас сыщика-любителя! Не думайте, что я пытаюсь сделать за вас вашу работу, но я, конечно, много обо всем этом размышлял и кое с кем это обсуждал. Собственно, вчера вечером я говорил об этом с женой. У нее свои версии, не стану в них вдаваться, потому что не разделяю их. В общем, у меня не выходит из головы, что два человека, сильнее всего не любившие Уорренби, – это Драйбек и Пленмеллер. Когда мы с Драйбеком шли в субботу в «Кедры», к нам присоединился Пленмеллер. Среди прочего он сказал, что его порог – единственный в Торндене, через который Уорренби не переступить. – Майор выдержал выразительную паузу. – Я обмолвился об этом жене, и она сообщила, что видела в субботу утром, как Уорренби входил в Торнден-Хаус! Она, конечно, не знает, что ему там понадобилось и сколько времени он провел с Пленмеллером, потому что направлялась за покупками и думала о другом. В первый раз услышав об этом, я не придал ее словам значения, но после долгого размышления пришел к выводу, что вам следует об этом знать. Повторяю, это может оказаться ерундой. А с другой стороны – странно: хвастаться, что Уорренби никогда не переступал твоего порога, когда тот сделал это в то самое утро! Можно подумать, он старался, чтобы никто не заподозрил, что у них двоих есть какие-то дела!

Констебль Мелкинторп смотрел на старшего инспектора, пытаясь понять, как на того подействовало услышанное. Но он не удивился, увидев, что спокойствие столичного сыщика нисколько не поколеблено.

– Понятно, – грозно произнес Хемингуэй. – Надо быть большим оптимистом, чтобы понадеяться, что никто не заметит субботним утром на деревенской улице идущего к нему Уорренби!

– Я передал вам то, что узнал.

Подняв голову, майор замер. К ним направлялся от своего дома, переходя улицу по диагонали, Гэвин Пленмеллер.

– Допрос, передача сведений или беззаботная прогулка, майор? – осведомился тот. – Рад вас видеть, старший инспектор. Уверен, мою радость разделяет вся деревня. Мы ожидали вас ближе к закату, но так даже лучше. Признаться, здесь ощущалась неудовлетворенность. Нам подавай действие, и мы надеялись, что настоящий детектив из Лондона щедро обеспечит нас пищей для разговоров.

– Что ж, я пойду, – пробормотал майор.

Гэвин окинул его веселым взглядом:

– Чего это вы вдруг заторопились? Неужели – поверить не могу! – вы наговаривали старшему инспектору на меня? – Видя, как майор заливается краской смущения, он захохотал: – Великолепно! Что это было? Или вы не захотите мне сказать?

Было видно, что у майора это желание отсутствует напрочь, но как офицер и джентльмен тот не мог сбежать, когда запахло жареным. Поэтому прозвучал отважный ответ:

– Кажется, вы столько всего наболтали про людей, что не должны сильно возражать, если они поменяются с вами местами.

– Какие могут быть возражения! – усмехнулся Гэвин. – Просто хочется надеяться, что вы раскопали обо мне что-нибудь хорошее.

– Ничего я не раскопал! Знаете, что не дает мне покоя? Зачем было говорить, что Уорренби никогда не переступал вашего порога?

– А я так говорил? – удивился Гэвин.

– Да, говорили!

– Не исключено, конечно, и я ни в коем случае не стал бы это отрицать. Просто любопытно, когда я позволил себе столь ответственное утверждение?

– Вы сказали это Драйбеку и мне на Вуд-лейн в субботу. Мол, ваш порог – единственный, которого ему не переступить.

– Что ж, святая правда. Помнится, нашему Тэддиасу эти слова пролились бальзамом на душу. Ну и что?

– Пленмеллер! – повысил голос майор, обретая в гневе уверенность. – Уорренби переступил ваш порог тем самым утром!

– Обратите внимание, старший инспектор, – невозмутимо сказал Гэвин, – я категорически отвергаю данное постыдное обвинение!

– Примите к сведению, что моя жена видела, как он входил в ваш дом!

– Наглая ложь, – улыбнулся Гэвин. – В мой сад – другое дело. Если она находилась в тот момент на Хай-стрит, то вряд ли пропустила бы это зрелище. Более того, ваша жена должна была обратить внимание на его вульгарную машину у моих ворот. Осталось объяснить, как она умудрилась пронзить взглядом кирпичную стену, – вот что представляло бы интерес!

Как ни ошеломлен был майор, он еще не расстался со своим скепсисом:

– Вы хотите сказать, что в дом Уорренби не входил?

– Вам обязательно надо повторять очевидное? Он застал меня в саду. Не скажу, что Уорренби не пытался пересечь мой порог: такая попытка была. Он позволил себе предложение войти со мной в дом, заставив меня признаться, что, согласившись, я нарушил бы торжественную клятву.

– Так и сказали?! – ахнул майор.

– Что за вздор! Вам отлично известно, что я легко повторяю в лицо людям то же самое, что говорю у них за спиной.

Старший инспектор решил вмешаться:

– Зачем ему понадобилось переступать через ваш порог, сэр?

– Наверное, прилив честолюбия. Поползло из-под крышки, так сказать. Или вас интересует, зачем Уорренби пожаловал ко мне?

– Да, – подтвердил Хемингуэй.

– Хотел меня уговорить. Так он сам объяснил. Воображал, будто я постоянно вставляю ему палки в колеса, к тому же он прослышал – каким образом, хотелось бы мне знать? – что я неодобрительно о нем отзывался. Я уведомил его, что последнее соответствует действительности, тогда Уорренби заявил, что сумеет положить конец моей деятельности. Понятия не имею, каким способом он собирался выполнить свою угрозу, а теперь мы и подавно не узнаем его наполеоновских планов. Могу лишь заметить, что Уорренби не сумел убедить меня, что замыслил контрнаступление. Уговоры быстро деградировали в пустые слова и злость. Уорренби перечислял свои услуги графству, потом видных людей, которых он, по его собственному неудачному выражению, принудил играть с ним в мячик. Дальше пошло что-то совсем бессвязное, и я его выставил.

– Боже милостивый! – вскричал майор. – Почему вы не рассказали нам с Драйбеком о своей ссоре с Уорренби?

– Дражайший майор, – ответил Гэвин сладким тоном, – во‑первых, ссоры не было: я никогда не доставляю своим врагам удовольствия заставить меня вспылить. Во-вторых, мне не приходит в голову делиться маленькими победами с Драйбеками и Миджхолмами. А в‑третьих, я давно понял, что одинок в своих не всегда безуспешных попытках сбить с Уорренби спесь.

– В жизни не встречал таких противных людей, как вы! – заявил майор, чье лицо теперь можно было с полным основанием назвать багровым. – Будь я проклят, если продолжу словесный поединок с вами!