Джорджетт Хейер - Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

Инспектор покачал головой:

– Нет, Гизборо глуп и вспыльчив, но не готов убивать по таким дурацким причинам. К тому же о его визите к миссис Хаддингтон было известно! Он что же, явился, готовый к преступлению, это вы хотите мне сказать?

– В данный момент я не хочу вам ничего говорить. А что касается готовности к преступлению – зачем она? Мы знаем, что они поругались, миссис Хаддингтон приказала Фримби больше не впускать его в дом. Если он это сделал, то из-за чего-то, происшедшего уже во время этой встречи и наведшего его на мысль расправиться с ней. Тогда получается, что Гизборо сбежал вниз, схватил пальто, хлопнул дверью, а потом вернулся в будуар, зная, что там пусто, и…

– На это у него не было времени! – напомнил инспектор. – Миссис Хаддингтон позвонила дворецкому, чтобы тот его выпроводил, и сама появилась на лестнице!

– А все потому, что его высочество долго не являлись на звонок! Слишком долго для любого, знакомого с планировкой дома. После этого она отправилась в комнату дочери, а Фримби обратно в полуподвал. Вот когда оба они так удобно отсутствовали, его светлость и занялся картиной. В этой конструкции есть лишь одна загвоздка: отсутствие мотива! А жаль! Чем дольше я о ней думаю, тем больше она мне нравится. Как было бы хорошо! Мы должны были приписать оба убийства одному и тому же человеку, но по первому у него алиби только что из ушей не лезет, он вне подозрений! Мой недостаток – плохое знание игр и забав в этой их бесценной России. Вдруг там принято еще до помолвки убивать будущих тещ?

– От кого вы знаете о ее нелюбви к молодому лорду? Только от дворецкого!

– Нет. Сногсшибательная блондинка сама мне об этом говорила. А его ссора с миссис Хаддингтон? А ее приказ Фримби больше никогда не впускать Гизборо в дом?

– Тоже верно, – вздохнул инспектор. – Она что же, мечтала выдать дочь за герцога?

– Насколько мне удалось узнать, миссис Хаддингтон положила глаз на Ужасного Тимоти. Это повышает ее в моих глазах, но я согласен с вами, что ждать этого от нее было бы странно. Зачем было упорно звать в дом лорда Гизборо, осточертевшего ей своей политикой? Он все выкладывал как на духу! Или она вдруг узнала, что у него за душой ни гроша? – Хемингуэй замер, напомнив инспектору терьера, почуявшего крысу. – Господи, Сэнди! Только не говорите, будто я что-то упустил.

– Не скажу, – успокоил инспектор.

– Помолчите! Главное, боже вас упаси обращаться ко мне по-гэльски! Этим вы меня с ума сведете! Что там говорил юрист? Она ему позвонила, и они обсудили законодательство о браке и законнорожденности. После этого она говорит лорду Гизборо, что желает его видеть, он приходит, и… Ужасный Тимоти – вот кто мне нужен!

– Он-то вам зачем?

– Тимоти – самый ловкий юрист из всех, кого я знаю!

Харт сидел в библиотеке и доказывал невесте уместность согласия с настойчивым приглашением его матушки получить убежище в Беркшире. Мисс Бертли тронуло известие, что, узнав о случившемся с ней, леди Харт воспылала праведным гневом и не только согласилась одарить ее своим благословением, но и принялась строить решительные и даже тревожащие планы привлечения к ответственности ее последней работодательницы. Впрочем, с этим она была готова повременить, пока мисс Пикхилл силой или уговорами не увезет племянницу в Путни. Пока долг приковывал Бьюлу к дому на Чарлз-стрит.

– А вот и Хемингуэй! – воскликнул Тимоти при появлении старшего инспектора. – Пусть он нас рассудит!

Но в ответ на мольбы обеих сторон старший инспектор категорически отказался вмешиваться в дела, выходящие за рамки его полномочий.

– Какое малодушие! – усмехнулся Тимоти. – Что ж, милая, придется тебе иметь дело с моей матушкой! Что заставило вас вернуться, Хемингуэй?

– Вас не касается, что заставило меня вернуться, сэр! Просто расскажите, что вам известно про закон о законнорожденности.

– Каких только вопросов не дождешься от полиции! Этот закон, старший инспектор, принятый в 1926 году, узаконивает положение детей, родившихся вне брака, чьи родители заключили брак друг с другом позднее.

– Так я и думал, – произнес Хемингуэй. – То есть пока вы в браке, ваши дети остаются законными?

– Да, в определенных пределах.

– Что за пределы, сэр?

– Например, на момент рождения ребенка ни один из родителей не должен был состоять в другом браке. Узаконенное потомство лишается права наследования титулов и сопровождающей их собственности. В противном случае… – Он осекся. – Я сказал нечто важное?

– Да, сэр, это очень важно, – подтвердил Хемингуэй.

– Что ж, – промолвила миссис Кейн, наполняя бокал мужа, – я рада, что ты вернулся.

Джеймс Кейн, снова удобно расположившийся около камина и лакомившийся уже третьей по счету сдобной лепешкой, пробубнил с полным ртом:

– Что за глупости?

– Никаких глупостей! За тебя я совершенно не тревожилась, просто думала, что придется либо ехать в Лондон самой, либо, если это еще затянется, сойти с ума. Довольствовалась этими отвратительными газетными сообщениями, а также письмом твоей матери, которое я так и не смогла понять.

– Я звонил тебе каждый вечер, – возмущенно напомнил мистер Кейн.

– Да, дорогой, только на любой мой вопрос ты отвечал, что это не телефонный разговор!

– Так оно и было. Главное, я твердил, что тебе не о чем беспокоиться.

– Я уже начала изучать расписание поездов на Лондон, – мрачно сообщила миссис Кейн. – Если бы не кухарка, уехавшая к себе домой, я бы нагрянула, так и знай!

– Боже, кухарка нас оставила?

– Она вернется. По крайней мере, обещает. Ничего, мы с няней справляемся. Что там стряслось? Расскажи подробно.

– Рассказывать, собственно, нечего, – произнес невыносимый супруг. – Понятно было, что Хемингуэй ни секунды не подозревал нашего Тимоти, а это все, что касается нас. Я насторожился только из-за Бьюлы. В какой-то момент казалось, будто у нее тоже рыльце в пушку, вот я и подумал: раз так, Тимоти может понадобиться моя поддержка.

– Да, дорогой, – согласилась миссис Кейн, научившаяся терпению за тринадцать лет брака.

– Конечно, он не мог иметь никакого отношения к убийству миссис Хаддингтон, – продолжил Кейн, неприличным образом облизывая жирные пальцы. – И, конечно, Хемингуэй старательно все расследовал. Сам я считал Гизборо немного помешанным. Тимоти столько мне рассказал про его болтовню о равенстве, что я не ждал от него пристрастия к титулу. А главное, если бы он хоть немного задумался, то сообразил бы, что все это рано или поздно обязательно выплывет наружу! Никогда не знаешь ведь, когда придется предъявить свидетельство о рождении. Вероятно, он обратился бы за паспортом или еще за чем-нибудь, хотя властям, по-моему, безразлично, законный он или узаконенный. Наш Тимоти направил Хемингуэя на верный путь. Хемингуэй взял у Гизборо отпечатки пальцев, узнав, что отпечатки на раме картины не принадлежат никому из подозреваемых в первом убийстве, а дальше все просто! Этот олух после ареста совсем сник. Мерзкая история, как на нее ни посмотреть. И кто главная пружина обоих преступлений? Безмозглая блондинка!