Эшли Уивер - Странная месть

Неоспоримый лидер этой компании, Изабель Ван Аллен, считалась в ту пору личностью почти легендарной. Женщина, чье прошлое было весьма туманно и загадочно, ворвалась и утвердилась в фешенебельном обществе благодаря победительной комбинации трех факторов: своей потрясающей красоте, острому уму и поистине железной силе воли. Ко времени, когда Изабель вошла в жизнь Реджи Лайонса, она была старше на несколько лет всех остальных в его компании и обладала шармом, перед которым не мог устоять практически никто.

У нее было множество преданных друзей и поклонников, и когда Реджи Лайонс стал ее любовником, она познакомила его с ними. И его имение, Лайонсгейт, стало местом проведения шикарных вечеринок, слухи о которых отрывочно просачивались в прессу. Там даже появлялись фотографии неких диковинных игрищ, ходили слухи об употреблении наркотиков и других запрещенных выходках. То, разумеется, была не единственная в Англии группа богатых молодых людей, которые в послевоенные годы с головой окунулись в разного рода увеселения, но трагедия в Лайонсгейт сделала их печально известными.

Поначалу ничто не говорило о том, что этот уик-энд будет чем-то отличаться от остальных, но по окончании его один молодой человек был найден мертвым, что оставило неизгладимый отпечаток на жизнях остальных участников.

Майло совершил слишком резкий поворот, и это вернуло меня к реальности.

– Лично мне не хотелось бы закончить свои дни в канаве, если, конечно, тебе не все равно, – весело заметила я.

– Ну, конечно, не все равно. Чертовски не хотелось бы подвергать такую машину риску.

– Ты меня успокоил.

Он с улыбкой покосился на меня:

– Ну и тебя тоже, дорогая.

– Все же должна быть какая-то причина, по которой Лаурель попросила меня так срочно приехать, – заметила я, по-прежнему занятая своими мыслями. – Думаю, это имеет какое-то отношение к смерти Эдвина Грина.

Сведения о том, что именно произошло той ночью в имении Лайонсгейт, были путаными и противоречивыми. Неоспоримым оставался один факт: холодным пасмурным утром после ночи пьяных увеселений в саду было найдено тело Эдвина Грина. Он лежал практически голый на мерзлой земле на полпути между летним домиком и особняком.

Согласно заключению экспертизы, смерть наступила от остановки сердца, что было вызвано гипотермией и смертельным коктейлем из спиртных напитков и наркотиков, остатки которых были разбросаны в летнем домике.

И все бы это вполне могло сойти за несчастный случай, трагические последствия распутного и бездумного образа жизни, если бы не Изабель Ван Аллен. Пока все остальные старались хранить молчание, она заговорила открыто и прямо с прессой, раздавала интервью направо и налево, всячески намекая, что за этой трагедией, свидетельницей которой ей довелось стать, стоит нечто большее.

Она всегда испытывала тягу к сенсациям, к тому же обладала даром слова, и использовала оба эти качества в своих интересах. Через полгода после смерти Эдвина Грина она издала роман под названием «Жертва зимы». Эту книгу можно было бы расценить как чистой воды выдумку, но все знали правду и сразу смекнули, что речь в романе идет о том, что случилось в Лайонсгейте.

Все герои были описаны с необыкновенным тщанием, хотя имена, конечно, изменены, все их пороки и тайны, ставшие достоянием общественности, обрисованы цветисто и со смаком.

Но скандал вызвала даже не сама эта книга. Скандал вызвал тот факт, что в ней писательница излагала версию, отличную от официальной, выдвинутой коронером, который вел расследование, и утверждала, что скончался Эдвин Грин вовсе не от передозировки и гипотермии. Нет, вместо этого она утверждала, что то было убийство, что Грин стал жертвой молодого человека по имени Брэдфорд Гленн, который был его соперником в борьбе за внимание Беатрис Лайонс. Брэдфорд, как было написано в книге, воспользовался беспомощным состоянием Эдвина Грина и вытолкал его в мороз на улицу, где несчастный и скончался.

И, разумеется, не было предпринято никаких легальных мер. Ведь доказательств не существовало. Но мистера Гленна, тем не менее, опозорили и изгнали из общества.

Что же касается самой Изабель Ван Аллен, то издание этой книги возымело совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Да, она заработала на ней довольно много денег, но была подвергнута остракизму. От нее отворачивались все, кто втайне упивался чтением этого романа, зато на людях называли его самой вульгарной и низменной эксплуатацией чужих несчастий. Дело закончилось тем, что она уехала в Кению. Это последнее, что я о ней слышала.

Реджи Лайонс запер свое поместье и уехал жить за границу. Вскоре после этого Беатрис Лайонс вышла замуж, а младшую из сестер Лайонс отправили в частную школу-пансион.

Тогда Лаурель была страшно огорчена случившимся, но постепенно все мы стали забывать об этом событии. Слишком уж малоприятным оно было, чтобы о нем помнить.

Так что же заставило семью Лайонс вернуться в Лайонсгейт? И почему Лаурель оказалась там? И зачем я так срочно ей понадобилась? Мне хотелось думать, что все это продиктовано всего лишь не в меру разыгравшимся воображением моей кузины, но внутренний голос подсказывал: не все так просто, за этим стоит нечто большее.

– Наверняка будет любопытно увидеть сцену столь скандальных событий, – заметила я.

– А я-то думал, нам не нравятся скандалы, – ответил Майло.

У нас с мужем в прошлом тоже случались ссоры, и хотя в последнее время он вел себя практически безупречно, с самого начала нашей женитьбы до меня не раз доходили слухи о его неблагоразумных поступках.

– Нам не нравятся скандалы личного характера, – поправила его я. – Но смерть Эдвина Грина не имела к нам прямого отношения.

– Это пока.

Тут он тоже оказался прав. А мне страшно не нравилось, когда он оказывался прав.

Мы добрались до Лайонсгейта в начале дня. На подъезде к имению не было видно никаких запретительных знаков, и среди вставших стеной деревьев, окаймлявших дорогу, вдруг возникли ворота. Майло притормозил и въехал на стоянку, оборудованную у входа. Я облегченно выдохнула – мы добрались до места назначения целыми и невредимыми. Уж больно шустрой оказалась эта наша новая машина.

Перед нами высились железные ворота, охраняемые двумя огромными каменными львами на массивных постаментах – пасти широко раскрыты, зубы ощерены, то ли в грозном рыке, то ли в агрессивном зевке.

– Слишком прямолинейно, на мой взгляд, но в целом впечатляет, – заметил Майло.

Я не могла с ним не согласиться. Некогда эта скульптурная группа, наверное, действительно впечатляла. Теперь же решетку изгороди густо обвивали оголенные стебли плюща – того и гляди задушат этих усталых несчастных зверей, и смотреть на них было немного грустно. Я знала, что семья Лайонс не проживала в имении на протяжении нескольких лет, и, видимо, в их отсутствие никто не содержал его в должном порядке.