Агата Кристи - Десять негритят

Блор был человек серьезный, ирония на него не действовала. И он, ни секунды не сомневаясь, заговорил:

– В Америке был случай. Пожилого джентльмена и его жену зарубили топором. Прямо посреди утра. В доме, кроме них, были только дочь да горничная. Было доказано, что горничная этого сделать не могла. Дочь – почтенная старая дева. Невероятно, кажется… До того невероятно, что ее оправдали. Но других улик так и не нашли. – Он сделал паузу. – Я вспомнил тот случай, как только увидел топор сегодня. Захожу потом в кухню, а она здесь – такая чистенькая, спокойная… Даже глазом не моргнула! Истерика у девушки – дело естественное, даже ожидаемое, вам так не кажется?

– Может быть, – лаконично ответил Ломбард.

– Но вторая! – продолжал Блор. – Вся такая строгая, прямая… да еще в фартуке… фартук-то миссис Роджерс, наверное… и говорит: «Завтрак будет готов минут через тридцать-сорок». Да эта баба безумна, как шляпник, помяните мое слово! Многие старые девы этим заканчивают – не все, конечно, становятся убийцами, но крыша почти у всех едет. А с ней вот как повернулось… Религиозная мания – считает себя орудием в руках Господа, что-нибудь в таком роде… Сидит взаперти, Библию перечитывает…

– Вряд ли это можно считать неопровержимым доказательством безумия, Блор, – со вздохом произнес Ломбард.

Но тот продолжал упорно гнуть свое:

– Она и на улице была – помните, вошла в макинтоше, сказала, что ходила взглянуть на море…

Ломбард покачал головой.

– Роджерса убили, когда он колол дрова, – то есть прямо с утра, едва тот встал. Зачем тогда мисс Брент было еще несколько часов бродить под дождем по острову?.. Нет, тот, кто убил Роджерса, преспокойно пришел к себе наверх и завалился в теплую постель, досыпать.

– Вы упускаете главное, мистер Ломбард, – сказал Блор. – Будь эта баба невиновна, она боялась бы и не разгуливала одна по острову. А так она могла отправиться на прогулку только потому, что знала – бояться ей нечего. А бояться ей нечего только в одном случае – если она сама преступница и есть .

– Гм, удачное замечание… – согласился Филипп. – Да, я об этом не подумал. – И с едва заметной усмешкой добавил: – Рад, что вы уже меня не подозреваете.

– Да уж, – пристыженно ответил Блор, – на вас-то я и думал с самого начала… из-за револьвера… и из-за странной истории, которую вы нам рассказали… или, скорее, не рассказали. Но теперь я вижу, что это было бы слишком очевидно. – Помолчав, он закончил фразу: – Надеюсь, меня вы не подозреваете.

Филипп задумчиво произнес:

– Я могу ошибаться, конечно, но, по-моему, воображения для такой работы у вас не хватило бы. И если убийца на самом деле вы, то вы к тому же чертовски хороший актер, и я снимаю перед вами шляпу. – Он понизил голос: – Строго между нами, Блор, и учитывая, что у нас обоих есть шанс окочуриться еще до заката, скажите: вы хотя бы выгадали что-нибудь от того лжесвидетельства, а?

Блор нерешительно переступил с ноги на ногу. Наконец он сказал:

– Вы правы, какая теперь разница… Да, тот парень, Ландор, был невиновен. Банда прижала меня, и мы договорились его подставить. Однако имейте в виду, я не сказал бы ничего подобного…

– При свидетелях, – с ухмылкой закончил Ломбард. – Только между нами… Что ж, полагаю, вы хорошо обтяпали это дело.

– Я ничего такого не хотел. Они меня заставили. Банда Перселла – отчаянные ребята. Зато я получил повышение.

– А Ландор – срок в тюрьме, где и умер.

– Откуда мне было знать, что он умрет? – вскинулся Блор.

– Конечно, вы не могли знать; просто вам не повезло.

– Мне? Скорее, ему.

– Вам тоже. Ведь это из-за его смерти вы рискуете расстаться с жизнью в самом ближайшем будущем.

– Расстаться с жизнью? – Блор вытаращил на него глаза. – Думаете, я сваляю такого же дурака, как этот Роджерс и остальные? Нет уж, дудки! Я внимательно смотрю по сторонам, уж будьте уверены.

– Ладно, – сказал Ломбард, – биться с вами об заклад я не стану – не в моих привычках. Кроме того, если вас убьют, то получать выигрыш мне все равно будет не с кого.

– Слушайте, мистер Ломбард, к чему весь этот разговор?

Филипп оскалился.

– К тому, мой дорогой Блор, что у вас нет шансов!

– Что?

– При полном отсутствии у вас воображения убрать вас легче легкого. А уж преступник с такой фантазией, как у нашего – или нашей – А. Н. Оуэн, обведет вас вокруг пальца в любое время дня и ночи.

Побагровев, Блор злобно спросил:

– А вы-то сами?

Лицо Ломбарда приняло жесткое выражение.

– У меня у самого фантазия что надо. Мне и раньше доводилось бывать в переделках, и я всегда выходил сухим из воды. Не скажу, что знаю наверняка, – но полагаю, что выберусь и из этой.

На сковороде шкворчали яйца. Поджаривая хлебцы, Вера думала:

«И чего я изображала из себя истерическую дуру? Это была ошибка. Спокойствие, девочка моя, главное – спокойствие».

В конце концов, разве она зря гордилась своим самообладанием?

«Мисс Клейторн держалась великолепно… она не потеряла головы… сразу прыгнула в воду и поплыла за Сирилом».

Зачем вспоминать об этом сейчас? Это все прошлое… прошлое… Сирил ушел под воду куда раньше, чем она добралась до той скалы. Девушка чувствовала, как течение толкает ее, несет в море. И она отдалась ему, позволила подхватить себя и тихо нести, пока не появилась лодка…

Все хвалили ее за смелость и sangfroid [11] Хладнокровие ( фр .). …

«Все, кроме Хьюго. А он… он только поглядел, и всё…»

Господи, до чего же больно думать о Хьюго, даже сейчас…

«Где он теперь? Что делает? Обручен… женат?»

– Вера, у вас тост горит, – резко оборвала ее размышления Эмили Брент.

– О, простите, мисс Брент… Верно. Как глупо…

Пожилая дама сняла со сковороды последнее яйцо. Мисс Клейторн, надев на вилку для тоста новый ломтик хлеба, с любопытством заметила:

– Вы удивительно спокойны, мисс Брент.

Та, поджав губы, сказала:

– Так меня воспитали: ни при каких обстоятельствах не терять головы и не поднимать шума.

«Подавленная детская активность… – невольно подумала Вера. – Это многое объясняет».

Вслух же она сказала:

– Разве вам не страшно?

Потом, подумав, добавила:

– Или вам все равно, жить или умереть?

Умереть! Словно крохотный острый буравчик ввинтился вдруг в закостеневший мозг пожилой дамы. Умереть? С чего ей умирать? Другие умрут – да, – но только не она, Эмили Брент. Девчонка просто не понимает! Конечно, ей, Эмили, не страшно – Бренты вообще не из трусливых. Все ее предки служили в армии. Все, не дрогнув, встречали смерть лицом к лицу. И все вели праведную жизнь, как и она, Эмили. Она не совершила ничего постыдного или дурного. И потому она, конечно, не умрет здесь, на этом острове…