Агата Кристи - Десять негритят

Сразу после этого случилось давно предвиденное – да и как ему было не случиться, я же сам намекал на такую необходимость. Мы тщательно обыскали друг друга. Но я уже спрятал револьвер, а хлоралгидрат и цианид, бывшие в моем распоряжении раньше, закончились.

Именно тогда я намекнул Армстронгу, что пора привести в действие мой план. Он был прост – я выдавал себя за следующую жертву. Предполагалось, что мое внезапное убийство потрясет убийцу; кроме того, после своей «смерти» я смогу передвигаться по дому и шпионить за неизвестным злодеем.

Армстронгу пришлась по душе моя идея. Мы осуществили ее в тот же вечер. Маленькая нашлепка красноватой грязи на лоб, красная занавеска и серая шерсть – как театральный реквизит. Колеблющееся пламя свечей делало все вокруг размытым и нечетким, а единственным человеком, который осматривал меня, был Армстронг.

Все прошло как нельзя лучше. Мисс Клейторн орала, как резаная, когда нашла у себя в комнате водоросли, которые я заботливо подвесил к потолку. Все понеслись к ней, а я нарядился и вытянулся в кресле, точно мертвый.

Моя «смерть», когда все спустились и обнаружили меня внизу, произвела в точности желаемый эффект. Армстронг сыграл свою роль профессионально. Меня отнесли наверх и положили на кровать. А потом и думать обо мне забыли – так все боялись друг друга.

Без четверти два пополуночи у меня была назначена встреча с Армстронгом. Я отвел его за дом, на край утеса. Объяснил, что оттуда нам будет виден всякий, кто попытается приблизиться к нам, мы же не будем видны никому из дома, так как окна спален выходят на другую сторону. Он все еще ничего не подозревал – а ведь должен был бы, если бы помнил слова из песенки про крючок… Но он заглотал его, как миленький, – и был пойман.

Все прошло как нельзя проще. Я вскрикнул, наклонился над краем утеса и сказал, что вижу нечто похожее на лаз в пещеру. Он тут же наклонился вслед за мною. Резкий толчок, он потерял равновесие и с плеском обрушился в море. Я вернулся в дом. Наверное, Блор слышал мои шаги. Покидая комнату Армстронга, я нарочно немного пошумел, чтобы меня наверняка кто-нибудь услышал. Спускаясь с лестницы, я услышал, как наверху отворилась дверь. Меня должны были заметить, когда я выходил на улицу.

Спустя минуту-другую они последовали за мной. Я обошел дом кругом и влез внутрь через окно столовой, которое заранее оставил открытым. Затем закрыл его, а позже разбил стекло. Потом я поднялся наверх и спокойно улегся на кровать.

Я предполагал, что они снова обыщут дом, но был уверен, что трупы трогать не станут – ну, разве что откинут простыню-другую, убеждаясь, что это не Армстронг маскируется под мертвое тело. Именно так все и было.

Я забыл сказать, что уже вернул револьвер в комнату Ломбарда. Многие наверняка заинтересуются, где он был во время обыска. В кладовой было множество упаковок с едой. Я открыл верхнюю – кажется, с печеньем, – положил на дно револьвер, а липкую пленку вернул на место.

Мой расчет оказался верным – никому и в голову не пришло рыться в куче не тронутых с виду упаковок, тем более что верхние были запаяны.

Красную занавеску я спрятал, сложив ее в несколько раз, под обивку стула в гостиной, а шерсть – в подушечку для сиденья, прорезав в том и в другом по небольшой дырочке.

И наконец, настал момент, который я предвкушал уже давно, – на острове были всего трое людей, смертельно боявшихся друг друга, причем один из них был вооружен револьвером. Я наблюдал за ними из окна дома. Когда Блор один появился на террасе, я уже ждал его с большими мраморными часами наготове. Это был его последний выход…

Из окна я видел, как Вера Клейторн застрелила Ломбарда. Смелая и изобретательная молодая особа. Я всегда считал, что она ему ни в чем не уступит, а в чем-то и перещеголяет. Как только это произошло, я отправился готовить декорацию в ее спальне.

Я поставил любопытный психологический эксперимент. Будет ли достаточно сознания собственной вины и нервного напряжения от только что совершенного убийства вкупе с суггестивным воздействием обстановки, чтобы заставить убийцу покончить с собой? Я считал, что да. И оказался прав. Вера Клейторн повесилась прямо на моих глазах – я наблюдал за нею, притаившись за гардеробом.

Итак, финальная сцена. Я подошел, взял стул и поставил его в один ряд с другими. Поискал револьвер и нашел его на верхней ступеньке лестницы, там, где его уронила самоубийца. Подобрал, стараясь сохранить ее отпечатки.

А что теперь?

Я закончил писать. Этот документ я положу в бутылку, запечатаю и брошу в море.

Зачем?

Вот именно, зачем?

Мне всегда хотелось сочинить такое убийство, загадку которого не сможет разгадать никто.

Но, как я теперь понимаю, акт творчества сам по себе еще не служит удовлетворению художника. Существует еще жажда признания, не утолить которую невозможно.

Вот и у меня, смиренно признаю́, есть одно жалкое в своей человечности желание: чтобы кто-нибудь оценил, как я был умен при жизни…

Полагаю, что, если бы не моя слабость, тайна убийства на Негритянском острове осталась бы нераскрытой. Ну, разве что полиция окажется умнее, чем я думаю. В конце концов, три ключа все же есть. Первый: полицейские прекрасно знают, что Эдвард Ситон был виновен. Следовательно, они могут сообразить, что один из прибывших на остров был невиновен, а значит, он-то и убил всех остальных. Второй намек кроется в песенке. Смерть Армстронга соответствует куплету с крючком, на который попадается один из негритят. Можно предположить, что тут имел место подлог, подмена, которая привела легковерного Армстронга к смерти. Если вдуматься, из этого эпизода можно вытянуть хорошую ниточку, которая поведет расследование в новом направлении. Ведь к тому времени на острове остались четверо, а из всех четверых доверие ему мог внушить только я.

Третий ключ символический. Я намеренно избрал такой способ смерти, который метит меня каиновой печатью на лбу.

Больше объяснять, я думаю, нечего.

Поручив бутылку с моим посланием морю, я поднимусь наверх, в свою комнату, и лягу на кровать. Мое пенсне висит на черном шнурке – он эластичный. Я положу пенсне под себя. Шнурок я привяжу одним концом к ручке двери, а другим – не крепко – к револьверу. Произойдет, по моим предположениям, следующее.

Пальцем обернутой в носовой платок руки я нажму на спусковой крючок. Моя рука упадет, револьвер на эластичном шнурке отскочит к двери, ударится об ручку, и, освободившись, упадет на пол. Отпущенная на свободу резинка отлетит и свернется рядом с моим пенсне, поверх которых будет лежать мое тело. Носовой платок на полу вряд ли вызовет у кого-нибудь подозрения.

Меня найдут лежащим на собственной кровати, с дыркой во лбу – все так, как описали в своих дневниках мои товарищи по несчастью. К тому времени, когда нас найдут, время смерти уже нельзя будет установить точно.