Фредерик Браун - Смерть тоже ошибается…

Когда мы прибыли на железнодорожный вокзал Цинциннати, дядя Эм направился к телефонам. Звонить он никому не стал, только отыскал в одной из телефонных книг адрес. Мы взяли такси и назвали шоферу адрес на Уайн-стрит.

— Уайн-стрит… — сказал я. — Видимо, там жил лилипут. Вайсс ведь говорил про меблированные комнаты на Уайн-стрит?

— Да, у миссис Червински.

— Половина третьего ночи, — заметил я. — Прекрасное время для визита.

— Ага.

Дядя Эм смотрел в окно. Такси свернуло за угол.

— Эд, — произнес он, — эта Уайн-стрит в районе Овер-Рейн. Так его называли в старые времена до Первой мировой войны и до сухого закона. Повсюду были немецкие пивные сады, а маленькие немецкие бэнды и оркестрики играли немецкую музыку. Абсолютный Gemütlichkeit [5] Уют ( нем .). . Рейном называли старый канал — на его месте теперь аллея с деревьями. Здесь ничего не осталось, а ведь это место было как смесь «Польки пивной бочки» и вальса Штрауса. Говорят, в некоторых заведениях висели объявления типа «Тут шпрехен инглиш», но я, вообще-то, ни разу не видел…

Такси затормозило напротив дома в старинном стиле, фасад которого от старости сделался серым. В окне висело объявление: «Свободных мест нет». Дядя Эм расплатился с шофером. Мы подошли к двери, и дядя Эм нажал кнопку звонка. Ни в одном из передних окон не горел свет. Такси умчалось обратно в ночь, и какое-то время больше ничего не происходило. Потом прямо у нас над головами на втором этаже открылось окно. Оттуда высунулась женщина и посмотрела на нас. У нее были рыжие волосы, ярко-рыжие. Когда на них упал свет уличного фонаря, находящегося на углу, они стали похожи на сигнал «стоп». Лицо ее оставалось в тени, поэтому я не мог разглядеть его.

— Вам чего? — крикнула женщина.

Что-то в ее интонации подтвердило мою мысль, что половина третьего ночи — не лучшее время для визитов. Дядя Эм отошел на несколько шагов от двери, чтобы ему на лицо падал свет, и поднял голову.

— Привет, Фло! — воскликнул он. — Ты одета?

— Черт возьми, я тебя вроде знаю, но… — тихо проговорила женщина. Потом ее голос вдруг зазвучал громко и пронзительно: — Бог мой, Эм Хантер! Я сейчас спущусь, Эм.

Я посмотрел на дядю и спросил:

— Это миссис Червински? Какого черта ты мне не сказал, что вы знакомы?

— Ты не спрашивал.

— Чушь! — возмутился я. — Ты и Вайссу не сообщил!

Дядя усмехнулся:

— Он тоже не интересовался. Мы с Фло работали вместе менталистами в одном цирке много лет назад. Она занималась хиромантией и френологией, а я был в сайд-шоу: пялился в шар безумия.

— Что это такое?

— Гадание с помощью хрустального шара, Эд. Черт, я думал, ты уже всю цирковую лексику выучил.

— Дай мне время. Слушай… ты ведь не знал лилипута?

— Нет, Эд. Вайсс меня уже спрашивал. Нет, я не знал Лона Стаффолда. — Его лицо стало серьезным. — Парень, никогда не думай, что люди добровольно поделятся информацией, если она у них есть. Как, например… взять хотя бы следы от уколов, которые Хоуги видел на лапе Сьюзи. Он нам ничего не говорил до тех пор, пока мы не спросили, видел ли он что-либо необычное.

В коридоре на первом этаже вспыхнул свет, озарив желтым сиянием прямоугольную стеклянную вставку на двери и закрытую занавеску за ней. Послышался звук приближающихся шагов, и дверь открылась.

— Эм, заходи и дай мне на тебя посмотреть! Боже мой, где же ты был все эти годы?

По-моему, она хотела обнять его, но дядя Эм вытолкнул меня вперед как щит.

— Ты ни капельки не изменилась, Фло, — промолвил он. — Разве что набрала фунтов пять. Но тебе идет.

— Врешь!

Но Фло произнесла это с такой широченной улыбкой, что та могла бы перекрыть целую улицу. Мне показалось, будто она набрала куда больше, особенно в области бедер и груди. Весила Фло, наверное, фунтов сто шестьдесят — сто семьдесят при росте пять футов три дюйма. Но, как ни странно, у нее было красивое лицо. Она наложила макияж — несколько торопливо и явно переборщила, — однако было видно, что у нее очень приятные черты лица, озорные глаза и гладкая, как у младенца, кожа. Зубы тоже были красивые и, судя по всему, до сих пор свои. Если Фло когда-то весила меньше ста тридцати — а когда-то наверняка так и было, — она была настоящей красавицей. Не знаю, способствовал ли этому ярко-рыжий цвет ее волос или же мешал. Может, тогда они не были такими рыжими.

Дядя Эм снова встал у меня за спиной, когда она закрыла дверь.

— Фло, — сказал он, — это Эд, мой племянник. Хантер, как и я. Сынок Уолли. Помнишь моего брата? — И прежде чем она открыла рот, продолжил: — Уолли умер год назад. Эд теперь со мной. Мы держим призовой аттракцион в цирке Хобарта.

— Хобарта? Слушай, а это не тот шапито, где Лон… — Она замолчала.

Дядя Эм кивнул:

— Как раз об этом я хочу поговорить с тобой, Фло.

— Конечно, Эм. Послушай, а чего мы тут стоим? Пойдемте ко мне в комнату. Идите вперед. Я по этой лестнице медленно хожу.

— Сначала дама, Фло. Иди, у нас впереди вся ночь.

— Чтобы я тебе позволила шагнуть у меня за спиной по лестнице? Вот еще! Поднимайся, пока я тебе пинка не дала.

Дядя Эм рассмеялся, и мы поднялись первыми. Фло провела нас в комнату в конце коридора на втором этаже. Это была красиво обставленная комната, хоть и в несколько кричащих цветах, и очень аккуратная. Не считая смятого постельного белья и откинутого покрывала, все выглядело так, словно здесь только что сделали уборку.

Фло жестом пригласила нас садиться и рухнула в кресло-качалку, которое заскрипело под ее весом.

— Ты надолго, Эм? У меня сейчас мест нет, но я могу вынудить пару этих макак съехаться вместе, чтобы вам было где переночевать, а завтра… ну, вот парень этажом выше уже две недели не платит за комнату. К тому же он козел. Я выкину его барахло и…

Дядя Эм поднял руку, чтобы остановить ее:

— Нет, Фло. Мы ненадолго. Хобарт сейчас в Форт-Уэйне, нам нужно туда вернуться. Мы забежали, только чтобы поговорить с тобой. О Лоне.

— Конечно, Эм. — Отдышавшись, Фло встала с кресла-качалки. Она поплотнее закуталась в свой синий стеганый банный халат и пошла в отгороженную ширмой, расписанной яркими попугаями, кухоньку. — Ты выпьешь, мне даже спрашивать не нужно. Черт подери! — Судя по звуку, Фло захлопнула дверцу холодильника. — Я и забыла. Выпивки-то нету. — Обойдя вокруг ширмы, она двинулась к двери. — Так, минуточку. Сейчас добуду. У кого-нибудь из жильцов найдется бутыль…

— Угомонись, Фло. Сядь.

— Вот еще! Мы обязательно выпьем, иначе я и разговаривать не буду. Какой прок от положения квартирной хозяйки, если не можешь разбудить жильцов, чтобы попросить выпивку?

Фло закрыла дверь, и через несколько минут мы услышали, как она стучит в другую дверь, дальше по коридору.