Фредерик Браун - Самое обыкновенное убийство. Где тебя настигнет смерть?

Мисс Уилкинс я разговорил легко, поскольку никто не потрудился сообщить о смерти Салли ей на работу. Менеджер полагала, что она сегодня выйдет из отпуска. Два раза звонила ей домой, ответа не получила и подумала, что Салли уезжала куда-то и не успела вернуться к сроку. Сердилась, что Салли не позвонила или не прислала телеграмму. Известие о смерти привело ее в такой шок, что она даже не поинтересовалась, почему я задаю столько вопросов о бывшей сотруднице. Я заметил, что опекунам Салли следовало уведомить ее.

– Значит, похороны уже состоялись? Компания прислала бы цветы, разумеется. Не понимаю, мистер Хантер, почему нам не сообщили?

– Вы знакомы с опекунами? – спросил я.

– Нет. В личном деле сказано, что Салли жила отдельно, в своей квартире, но у нас есть их адрес и номер телефона. Назвать вам?

– Я уже знаю, спасибо, – сказал я – и тут меня осенило. Вероятно, это ни к чему и не приведет, но узнать-то можно. Я поинтересовался, есть ли у них список кандидаток на открывающиеся вакансии.

– Списка нет, я просто звоню в агентство по найму.

– Дело в том, что я знаю одну хорошую стенографистку, которая ищет работу. Зовут ее Моника Райт. Могу ли я прислать ее к вам?

– Охотно поговорю с ней, если она придет незамедлительно.

– Да, сегодня же явится.

– Присылайте. Если она подойдет, начнет работать завтра утром. Но пусть приходит как можно скорее, чтобы я в случае чего успела еще позвонить в агентство.

– Если через час ее не будет, мисс Уилкинс, я позвоню вам и предупрежу.

Вернулся я обратно на такси. Моника печатала в приемной, дядя выглянул из кабинета, услышав, что я пришел. Я пригласил ее в кабинет. Мы втроем разместились вокруг стола, и я спросил:

– Долго вам еще печатать, Моника?

– Часа три. Может, чуть меньше.

– А дома у вас есть машинка? Могли бы закончить вечером?

– Да, а что?

– Вы записывали мой отчет, Моника, и теперь знаете почти столько же, сколько мы. Можете помочь нам в этом деле. Хотите?

– Как?

– Место Салли пока свободно, Стэнтонам не пришло в голову уведомить ее нанимателей. Хотите его занять? Я говорил с ее начальницей и обещал прислать свою знакомую, хорошую стенографистку. Почему бы ей вас не взять?

– Какое место и сколько там платят?

– Стенографистка-машинистка в «Хэлстед мьючиал». Салли получала тридцать семь, в скором будущем ей обещали сорок. Вам, вероятно, придется начать с тридцати пяти.

– Маловато, Эд. Я способна на большее. На прошлой работе получала пятьдесят, и меня, заметьте, не уволили. Компания просто сменила адрес, а я не захотела уезжать из Чикаго.

– Зарплата не имеет значения, – заявил я. – Поработаете недельку, познакомитесь с девушками, поспрашиваете о Салли. Ничего, возможно, из этого не выйдет, но и нам терять нечего. Ее работа скорее всего ни при чем, однако и эту сторону не мешает проверить, раз нам представился такой шанс. Да, дядя Эм? – Я должен был посовещаться с ним предварительно.

Он понял меня и произнес:

– В убытке не останетесь, Моника. Если продержитесь там неделю, получите, скажем… семьдесят пять. Соглашайтесь на любую ставку, которую вам предложат, разницу мы возместим. Начнете с тридцати пяти – добавим вам сорок. Так честно будет?

– Более чем, мистер Хантер. С кем я должна встретиться?

Я объяснил и велел ей взять такси за наш счет.

– Если вас примут, возвращайтесь сюда, – добавил дядя, – я подскажу, какие вопросы следует задавать и как себя вести. Договорились?

Моника кивнула и ушла, чтобы успеть к назначенному мисс Уилкинс сроку.

– И как ты только умудряешься? – усмехнулся Эм. – Вызываешь девушку с блокнотом – получаешь беженку из кино. Или ты каждый раз оговариваешь, чтобы тебе прислали зигфелдовскую [11]блондинку? Не отрицай, будто ничего не заметил.

– Стенографирует Моника хорошо, соображает вроде бы тоже, для задания, на какое мы ее послали, подходит. Что тут еще замечать?

– Она что, на мозоль тебе наступила?

– Намекнула прозрачно, что я мог бы спать не в кресле, а вместе с Салли.

– А говоришь, хорошо соображает!

– Ты сам, между прочим, мне посоветовал… Ладно, замнем. Это и не дает мне покоя в данном деле. Пока мы его не раскроем, меня будет мучить вопрос, правильно ли я поступил, оставшись в гостиной.

Дядя Эм положил руку мне на плечо:

– Прости, Эд. Если здесь и виноват кто-то, так это я. Хотя какого черта, не ясновидящие же мы. Откуда нам было знать, что с ней случится?

– Нашел в картире Салли что-нибудь интересное?

– Нет, Эд. Домовладелец, Корбитски, горазд языком молоть, но и он ничего не знает.

– В том-то и проблема, дядя. Все готовы болтать до одури, и никто ничего не знает.

– Может, тут и знать нечего. Потолковали мы, и я прочесал жилье Салли дюйм за дюймом. В общем, с ночи четверга там никого не было. Трехдневная чикагская пыль на всех поверхностях, следов нет, никаких там хитрых ловушек ни в прошлом, ни в настоящем. Но я забрал стаканы, из которых вы с Салли пили на сон грядущий. Стояли в раковине, отсюда я и понял, что это они – остальная посуда вымыта. Отнес их в лабораторию Кендалла на анализ.

– Салли смешивала напитки у меня на глазах. В ее стакане не могло быть того, чего в моем не было.

– У тебя сердце здоровое, а у нее больное. На нее могло подействовать то, что у тебя никаких ощущений не вызвало бы. Нечто вроде никотина, но это я так. Такое количество никотина должно было изменить вкус напитка – значит, что-то другое, безвкусное. Кто-то, например, влил смертельную дозу в бутылку с виски – сколько его там было-то?

– Как раз на две порции.

– Ну вот, ты бы половину этой дозы и не почувствовал, а Салли хватило, особенно если это что-то сердечное. Бутылки из-под виски и с содовой я не стал брать: если в стаканах что-то было, анализ и так покажет.

– Еще бы лучше вскрытие провести.

– Мы не в том положении, чтобы требовать его, парень. Официального статуса нет, клиент и тот неизвестен. Потребовать мог бы Стэнтон, но если он скрывает, что нанял нас, то не станет этого делать. А вот если лаборатория подтвердит, что в стаканах находилось нечто помимо виски, лимона и соды, мы пойдем с этим в полицию, и вскрытие назначат как пить дать.

– Не понимаю, в чем еще ей могли дать яд, – заметил я. – Мы провели вместе полдня и всюду заходили непреднамеренно. Ты спрашивал в лаборатории, могут ли лекарства действовать только на людей с болезнями сердца?

– Разумеется, спросил. Их несколько – например, эфедрин, но его бы ты, наверное, почувствовал. Не помнишь, сердце у тебя билось чаще обычного?

– Нет, пока я не заглянул к Салли в спальню – тут оно забилось как миленькое, но длилось это недолго. Бумаги ты тоже смотрел?

– Да. Все, какие там есть. Ничего необычного, кроме пылких любовных писем. Все от одного и того же парня с подписью «Билл».