Йорг Маурер - Убийственная лыжня

— Я сюда приезжаю уже сорок лет, — сказал отдыхающий из Гамбурга в приросшей к голове шапке принца Генриха, — но подобного здесь еще никогда не случалось. Черт знает что!

Спустя десять минут все в пансионате знали: они избежали покушения! Покушения! О Господи, чтобы такое вообще было возможно в безобидном курортном месте, как это! Из-за отсутствия дальнейшей информации в зале для завтрака пансионата «Альпийская роза» в последующие часы можно было разное услышать, что в некоторой степени граничило с расизмом, переходило в радикализм и снова возвращалось к приятному. Фрау Шобер подавала бутерброды и пирожные, но о еде больше никто не думал. Демонстрировалось упорное мелкобуржуазное сопротивление. Если не белые сосиски, тогда уж лучше совсем ничего. И, кроме того, утром исламист отравляет сосиски, а за что он примется в обед? За шварцвальдский вишневый торт?

Шан тоже сидела некоторое время в зале для завтрака, все слушала и вежливо кивала. Услышав достаточно, она покинула зал, вышла из дома и немного осмотрелась — на улице, в нескольких магазинах и в совершенно конкретной булочной, о которой знала, что здесь тусуется много местных.

— У нас в городке есть серийный убийца, — сообщила она после своего обхода Вонгу и Свободе. — Полиция, вероятно, полагает, что покушение на новый год, сход лавины и сегодняшнее отравление продуктов совершил один и тот же человек.

Свобода сидел в кресле у телевизора.

— Смотри, это симулянт, — сказал он, не поворачиваясь от телевизора. — А лакомый кусочек опять где-то в другом месте.

— Как бы то ни было, — сказал Вонг, — он сильно мешает нашим планам. Если полиция его схватит, он откроет с таким трудом стертые следы, которые ведут к нам.

— А почему так? — спросил Свобода.

— Если этого ненормального схватят, то он, разумеется, будет отрицать новогоднее покушение. И тогда расследования начнутся сначала.

— Я не очень уверен, друзья. Это симулянт, он везде суется, он хочет добиться признания. Я знаю достаточно людей его калибра.

— Психопат, который хочет добиться признания? — наморщила лоб Шан.

— Точно, — сказал Свобода. — И не очень решительным сходом лавины и отравленной колбасой нельзя добиться такой известности, как препятствованием международному спортивному мероприятию. Я знаю, с кем имею дело. Этот симулянт, конечно, возьмет на себя новогоднее покушение. Он не хочет денег, не хочет ничего политического, он хочет, чтобы его имя попало в историю.

— В любом случае нужно, чтобы его схватили, — сказал Вонг.

— И ликвидировали, — сказала Шан.

— Почему опять то же самое? — простонал австриец. — Во-первых, да, и во-вторых, пожалуйста, не надо. Ликвидировать только в случае крайней необходимости. Ликвидировать только тогда, когда мы знаем, куда девать результат ликвидации.

— Итак, что же мы будем делать?

— Для начала нужно освободиться от иллюзий и попытаться создать представление о местном партизане. Прошу вас собрать все газетные вырезки, касающиеся этого случая. Вообще всю информацию. А также слухи. Я тоже немного осмотрюсь вокруг и подключу все контакты для подслушивания. Хочу знать о нем все, тогда мы либо сделаем так, чтобы его поймали, либо будем использовать его для наших целей.

Шан и Вонг вообще не были в восторге от того, что им приходилось находиться под императорским и королевским командованием решальщика и исполнять его поручения.

— Мы сделаем это по-своему, — сказала Шан на гортанном диалекте минь-ю. Свобода делал вид, будто ничего не понимает.

— У него одно преимущество, у нашего симулянта, — сказал Свобода. — Я убежден в том, что он еще какое-то время подержит полицию в напряжении. Совершит новое покушение, держу пари. Он собственно наша группа поддержки, он будет отвлекать полицейских, а мы сможем беспрепятственно действовать. И тем не менее я хочу познакомиться с этим парнем. Мы не можем допустить, чтобы он превратился в не поддающийся контролю элемент.

Куница не знал, что как минимум с начала этого разговора его жизнь находилась в смертельной опасности. Несмотря на сердечную защитительную речь Свободы, Шан и Вонг намеревались его убить, чтобы быть уверенными, что он в случае допроса по поводу новогоднего покушения не проболтается. Куница сейчас был зажат между органами исполнительной власти Баварии и вынужденной коалицией из габсбургского хладнокровия и чаояньской созерцательности. Он был в таком же положении, как римский полководец Тиберий Гракх-средний, 137 г. до н. э. под Баркатаном. Он не знал, что как с севера, так и с юга на него двигались две огромных сухопутных армии (скопты и каллирцы), которые в случае столкновения уничтожили бы его. Тиберий Гракх остался, поскольку он ничего об этом не знал, невозмутимым, и ждал затребованного флота капитана Сципиуса. Он спасся бегством морским путем. Может быть, Кунице тоже была уготована подобная удача?

Куница слонялся по улицам курорта. Внешне он казался невозмутимым, но внутренне он дрожал от волнения. Была только одна тема для разговора: его покушение. Была только одна тема: он. Он прогулялся вдоль пешеходной зоны, усыпанной взволнованными жителями. Тут и там с ним здоровались, он вежливо отвечал на приветствия. Его знали, с ним заговаривали.

— Ты уже слышал?

— Да, конечно. Плохое дело, — отвечал он озабоченно.

— Невероятно. Здесь у нас.

— Здесь у нас. Ужас какой. Одно покушение за другим.

— Больше в жизни не буду есть белые сосиски.

— Аппетит тут же пропал. (Ботулин! — чуть было не среагировал он, это была бы жестокая ошибка. Ему нужно быть повнимательнее.)

— Да, как вспомнишь агонию бедной Крайтмаер! — сказала его собеседница. — Так и не захочешь больше белой сосиски.

— Агония? Это известно в деталях? — спросил Куница.

— Говорят, глаза у нее выкатились, и она так кричала, что можно было слышать за километр вокруг.

— Да, такое говорят. Ну, я пойду.

— До свидания, приятного дня.

Он поднял на ноги несколько тысяч, а может быть, даже несколько десятков тысяч людей. С минимальными затратами, с помощью только одной иглы для шпигования, одной пластиковой капсулы и небольшой терпеливой работы он добился колоссальной развлекательной ценности для обеих сторон. Он чувствовал, как в нем поднимается приятное тепло, такое приятное тепло, как от камина, которое, возможно, чувствует император, когда инкогнито смешивается с толпой и при этом знакомится с милой бедной девушкой.

— А если они его поймают? Вы знаете, что тогда с ним произойдет? — спросил мужчина в вязаной жилетке. — Вы это знаете? Он найдет себе хорошего адвоката и получит полгода условно, потому что у него было тяжелое детство. С такими, как он, так и случается. Но если кто-то из нас…