Артур Конан Дойль - Военно-морской договор

– Немедленно?

– Ну, как будет удобно вам. Скажем, через час.

– Я чувствую себя достаточно сильным, если я действительно могу быть чем-то полезным.

– Очень и очень.

– Возможно, вы хотите, чтобы я и переночевал там?

– Именно это я и намеревался вам предложить.

– Значит, если мой ночной друг повторит свой визит, ему придется смириться с тем, что птичка упорхнула. Мы все в ваших руках, мистер Холмс, и вы должны точно указать нам, чего вы от нас хотите. Может быть, вы предпочтете, чтобы с нами поехал и Джозеф присматривать за мной?

– О нет! Мой друг Ватсон, как вам известно, врач, и он о вас позаботится. Мы перекусим тут, с вашего разрешения, а затем отправимся втроем в Лондон.

Все было устроено как он предложил, хотя мисс Гаррисон нашла предлог, чтобы не покинуть комнату, согласно с просьбой Холмса. В чем заключалась цель этого маневра моего друга, я не понимал, если только она не сводилась к тому, чтобы удалить барышню от Фелпса, который, радуясь вновь обретенному здоровью и возможности действовать, подкреплял с нами силы в столовой. Однако Холмс приготовил для нас совсем уж неожиданный сюрприз: дойдя с нами до вокзала и усадив нас в купе, он не моргнув глазом объявил, что вовсе не намерен уезжать из Уокинга.

– Прежде чем уехать, я хочу прояснить одну-две небольшие частности, – сказал он. – Ваше отсутствие, мистер Фелпс, в некоторых отношениях поможет мне. Ватсон, вы меня очень обяжете, если в Лондоне сразу отвезете нашего друга на Бейкер-стрит и останетесь с ним, пока я снова вас не увижу. К счастью, вы старые школьные друзья и вам будет о чем поговорить. Мистер Фелпс может воспользоваться комнатой для гостей, а я присоединюсь к вам перед завтраком, так как есть поезд, который доставит меня на Ватерлоо в восемь.

– Но как же наши расследования в Лондоне? – обескураженно спросил Фелпс.

– Мы займемся ими завтра. А пока, полагаю, я принесу больше пользы, оставшись здесь.

– Пожалуйста, передайте всем в «Шиповнике», что я надеюсь вернуться домой завтра вечером! – крикнул Фелпс, потому что поезд уже тронулся.

– Не думаю, что я загляну в «Шиповник», – ответил Холмс и ободряюще помахал рукой нам вслед.

Всю дорогу мы с Фелпсом обсуждали этот неожиданный поворот событий, но так и не нашли удовлетворительного объяснения.

– Полагаю, он рассчитывает отыскать что-нибудь, касающееся вчерашней попытки грабежа, если действительно это был грабитель. Что до меня, я не верю, что это был обычный взломщик.

– Так что думаете вы сами?

– Право, вы можете отнести это на счет моих расстроенных нервов, однако я думаю, что вокруг меня плетется какая-то сложная политическая интрига и по какой-то непостижимой для меня причине заговорщики покушаются на мою жизнь. Это смахивает на нелепую фантазию, но взвесьте факты! Зачем вор попытался бы залезть в спальню, где ему заведомо нечем было поживиться? И почему у него в руке был длинный нож?

– А вы уверены, что не ломик взломщика?

– Нет-нет, это был нож. Я совершенно ясно увидел, как блеснуло лезвие.

– Но почему вас преследуют с такой свирепостью? С какой стати?

– В том-то и вопрос.

– Ну, если Холмс разделяет вашу точку зрения, это объясняет его действия, не так ли? Предположим, ваша теория верна. В таком случае, если он сумеет схватить того, кто покушался на вашу жизнь вчера ночью, он далеко продвинется к разоблачению того, кто похитил военно-морской договор. Нелепо предположить, что у вас есть два врага: один похищает договор, за который вы несете ответственность, а другой угрожает вашей жизни.

– Но мистер Холмс сказал, что в «Шиповник» не вернется.

– Я знаком с ним порядочное время, – сказал я, – и пока еще ни разу не видел, чтобы он что-то делал без весомой причины.

Затем наш разговор перешел на другие темы.

Однако для меня день этот был тяжким. Фелпс, все еще слабый после долгой болезни и выпавших на его долю испытаний, был брюзглив и нервен. Тщетно я пытался заинтересовать его Афганистаном, Индией, общественными вопросами, ну, словом, чем угодно, лишь бы отвлечь от тягостных мыслей, он непременно возвращался к своему похищенному договору. Прикидывал, строил догадки, размышлял вслух о том, чем занялся Холмс, какие шаги предпринимает лорд Холдхерст, какие новости мы услышим утром. К концу вечера его возбуждение стало просто болезненным.

– Вы неколебимо верите в Холмса? – спросил он.

– Я был свидетелем его поразительных достижений.

– Но ему никогда еще не доводилось проливать свет на столь темное дело?

– Вовсе нет. Я видел, как он раскрывал дела, имея в распоряжении даже еще меньше каких-либо улик, чем сейчас.

– Но не тогда, когда речь шла о столь важных интересах.

– Не скажите. Мне твердо известно, что он действовал по поручению трех королевских домов Европы.

– Но вы его хорошо знаете, Ватсон? Он такой непроницаемый, что я просто не знаю, как его воспринимать. По-вашему, у него есть надежда? По-вашему, он рассчитывает на успех?

– Он ничего не говорил.

– Это дурной признак!

– Как раз наоборот. По моему опыту, когда он сбивается со следа, то обычно так и говорит. Вот когда у него есть улики, но он не до конца убежден в их достоверности, вот тогда он хранит молчание. Но, мой милый, давая волю нервам, мы делу не поможем, а потому ложитесь-ка спать, чтобы завтра на свежую голову услышать ожидающие нас новости.

В конце концов я убедил его внять моему совету, хотя и видел по его возбужденному поведению, что надежды уснуть у него маловато. Более того, его настроение оказалось заразительным, поскольку сам я полночи проворочался с боку на бок, ломая голову над этой необычной загадкой, сочиняя множество теорий, каждая невероятнее предыдущей.

Почему Холмс остался в Уокинге? Почему он попросил мисс Гаррисон весь день провести в комнате Фелпса? Почему он с таким тщанием позаботился, чтобы обитатели «Шиповника» не узнали, что он остается где-то поблизости? Я терзал мой мозг, пока не уснул в очередной попытке найти объяснение всем этим фактам вкупе.

Проснулся я в семь часов и немедля направился в комнату Фелпса, где нашел его совершенно измученного и обессилевшего после бессонной ночи. Он тут же спросил, приехал ли уже Холмс.

– Он будет здесь точно как обещал, – ответил я. – Ни минутой раньше или позже.

И мои слова полностью оправдались – вскоре после восьми к подъезду быстро подкатил кеб, и из него вышел наш друг. Стоя у окна, мы увидели, что его левая рука забинтована, а лицо очень бледно и мрачно. Он вошел в дом, но миновало время, прежде чем он поднялся наверх.

– У него вид человека, потерпевшего поражение! – вскричал Фелпс.

Мне пришлось признать, что он прав.

– Вероятнее всего, – сказал я, – ключ к загадке находится здесь, в Лондоне.