Роберт Райан - Земля мертвецов

– Господи… – только и прошептала сестра.

– Так что давайте исключим воздействие цитратной крови, а?

Эвгенол – слабый анальгетик, и руку, как и ожидал майор, дергало болью, но он сжал зубы и терпел. Сестра ввела канюлю в блестящую трубочку вены и медленно нажала на рычаг шприца. Стенки сосуда пугающе вздулись, когда в него пошла кровь.

– Бояться нечего.

– Доктор Майлс приглашал меня. На танцы. Но, боюсь, мне пришлось его разочаровать. Сестру Спенс корчит при одном этом слове. Тогда он пригласил меня поужинать в городе. В Армантьере, представляете? Он сказал, что запрет на братание с нижними чинами на него не распространяется, потому что он не служит в армии.

– И что вы ответили?

– Теперь второй шприц. Вам удобно, майор?

Он бы так не сказал. Майор смотрел на ее юное, еще не тронутое морщинами лицо, в голубые сияющие глаза. Мэри, когда он впервые ее увидел, была много старше. Понятно, что солдаты влюбляются в этих девушек. После гнусных ужасов окопов, после унижений и смертей, воплей, проклятий и мелких склок, газов и постоянных, сводящих с ума обстрелов такое воплощение чистой женственности должно представляться ангельским видением, явившимся служить людям и утолять их земные скорби. Ватсон помотал головой. Может быть, сознание мутится от запаха гвоздики.

– Еще немного бренди между вливаниями.

– Непременно. А я сказала доктору Майлсу, что нынче вечером и думать не стану об ужине без дуэньи.

– Хороший ответ, сестра Дженнингс. И кого же вы выбрали своей дуэньей?

– Вас, майор Ватсон.

Через двадцать минут, стерилизуя использованный материал, Ватсон ощутил первые признаки лихорадки.

Блох смутно помнил, как добирался до немецких окопов и как его эвакуировали с передовой. Помнил, что свои в него не попали. И как упал на руки офицера. Как в рот вливали крепкое. Потом уличное кафе, от которого снаряды оставили одну стену. Кровь на полу присыпана соломой. Потом санитарная машина до места, где он находился теперь, –  почти настоящий госпиталь. Недалеко от железной дороги. Он всю ночь слышал лязг и пыхтение паровозов. Говорили, что раненых отправляют в Германию всегда в темное время суток, чтобы вид калек не подрывал дух гражданского населения.

Рядом с Блохом лежали легкораненые – только сосед-пехотинец оказался из «пфайферов»-свистунов. У него была пробита грудь. С таким ранением, скорее всего, отправят на родину. Блох на это надеялся. В окопе парень пяти минут не протянет. Доведет людей этим свистом, и кто-нибудь закончит начатое томми.

Блох перевернулся на кровати, чтобы лучше видеть окружающий мир. Прямоугольная палата была рассечена деревянными перегородками, отделявшими то ли легко раненных от тяжелых, то ли офицеров от нижних чинов. Огромное, во всю стену, окно крест-накрест пересекали полоски бумаги. На обоях темнели квадраты и овалы – призрачные следы украшавших когда-то комнату портретов и пейзажей. Огромные люстры, почти целые, остались на месте. Их, вероятно, не так просто было бы снять и убрать в безопасное место. Блох решил, что прежде здесь находилась столовая. От торжественных обедов к сборищу изуродованных калек – какое падение для столь элегантной залы.

Блох провел рукой по лицу, поморщился, нащупав опухоль под повязкой на носу. Язык ощущал непривычные пустоты в безупречных прежде зубах. Огромные провалы, ущелья. Левый мизинец, как видно, сломан и притянут к безымянному пальцу. Но, слава богу, слух вернулся, хотя порой ему слышался пронзительный свист – такой же, как издавала грудь «свистуна», но, похоже, зарождавшийся в его собственном черепе.

Фронтшвестер , одна из фронтовых сестер, проходила мимо. Блох окликнул ее. Взглядом сестра показала на фарфоровый сосуд, который держала в руках, и, наморщив нос, пошла его выливать.

Блох проводил ее глазами: высокая плечистая девушка, под сестринской шапочкой пшеничные кудри. Feldpuffordnung  – ходивший по рукам полуофициальный путеводитель по фронтовым борделям – намекал, что в таких заведениях вообще нет нужды, когда рядом имеются госпитали с сестрами Красного Креста. В душе Блох считал это ужасным скотством. С другой стороны, он слышал окопные байки о красавицах-сестрах, прибегавших к необычным средствам лечения или поднятия духа раненых.

От этой мысли кое-что зашевелилось у него между ног, и Блох неловко заерзал, когда вернулась сестра, –  словно та могла увидеть сквозь одеяло. Заглянув в прикрепленную к кровати карточку, она спросила:

– Что вам, унтер-офицер Блох?

В резком швабском выговоре тоже было что-то эротичное. Он начал понимать, откуда брались те сплетни о сестрах.

– Вас что-то насмешило?

– Нет, простите. Просто подумал… вы мне напомнили мою девушку, Хильду.

– Странно, –  серьезно заметила сестра.

– Что странно?

– Я сегодня слышу это, помнится, сотый раз. –  От улыбки щеки у нее превратились в румяные яблочки. –  Очевидно, я похожа на Ольгу, Хайди, Карин и Эрну…

– Простите. Конечно, вы нам, солдатам, напоминаете всех девушек….

– Просто тем, что я женщина. Любая немка напомнит вам, мальчикам, о доме. Я не виню вас. Эта война… – Она не закончила фразы. –  И вы, солдаты, доставляете не так уж много хлопот.

– Как вас зовут?

– Зовите меня сестрой, –  довольно дружелюбно посоветовала она. –  Так что вы хотели?

– Где я, собственно говоря?

– Это замок севернее Менина. Теперь полевой госпиталь номер 19. Что-то еще?

– Зеркало.

Она покачала головой, словно он попросил луну с неба.

– Зачем бы это вам понадобилось зеркало?

– Посмотреть, что со мной сделали. –  Он коснулся своего лица.

– Вы ничего не увидите – там повязка. И синяки. И отек. Подождите несколько дней – будет не так уж плохо.

– Я бы сказал, уже лучше.

Из-за плеча сестры выдвинулся капитан Люкс, нарядный, словно на парад по случаю дня рождения кайзера. Сняв с плеча полотняный мешок, он поставил его в ногах кровати.

– Вы не возражаете, сестра?

Она ответила книксеном и отошла. Люкс минуту рассматривал Блоха, прежде чем заговорить:

– Ну видал я и похуже, Блох. –  Сняв перчатку, он наклонился и раздвинул раненому губы, словно выбирая лошадь. –  Я распорядился прислать полкового дантиста. В этой области у нас преимущество над противником. Они дантистов на фронт не посылают. Вы видели их зубы? Лучше и не видать.

Блоху трудно было поддержать шутку. Лучше бы поменьше дантистов и побольше снайперов, подумал он.

– Сил на рапорт у вас хватит?

Блох прикинул, сможет ли писать, но быстро сообразил, что Люксу нужен устный отчет.

– Конечно, капитан. –  Глотнув воды, он без лишних слов, но со всеми подробностями изложил свои приключения с выхода на нейтральную полосу до возвращения через двадцать четыре часа. Люкс слушал молча, перебил только, когда Блох упомянул о Черчилле, и еще выругался, когда узнал, как обстрел сначала испортил выстрел, а потом повалил башню.