Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

И, чтобы укрепиться в своей уверенности, Буссеншут – погрозил кулаком ни в чем не повинному павлину, распустившему хвост на соседней лужайке, и повел своих – спутников по покрытой гравием дорожке, которая упиралась в ступени, поднимавшиеся к поросшему плющом портику крыльца, имевшего не слишком гостеприимный вид.

– Готика, – прокомментировал Буссеншут, – всегда выглядит торжественно и величаво. Подобное наблюдение уже давно сделал Китс. Но, однако же, трудно удержаться от замечания, что псевдоготика смотрится зловеще. Взгляните, к примеру, на эти узкие окна слева от портика. Витражи в них неизбежно казались бы ужасными, а резьба по камню грубой. Но в целом у меня вызывает отторжение даже не эстетическая сторона вопроса. Не будучи реально средневековым, все здесь выглядит чрезвычайно moyenâgeuse [113]. Или, прибегая к популярному обывательскому выражению, мне это действует на нервы.

– Отчасти в этом виноват плющ, – вставил замечание Уинтер. – Он чересчур разросся и навевает воспоминания о ведьмах, грабителях и других наших детских страхах. Но такой эффект создает и полная запущенность этой части дома, ее странная уединенность.

– Вероятно, – вмешался Эплби, разделявший впечатление, что место и впрямь немного пугающее, но уставший от идей, которые спешили выдвинуть его друзья-академики по любому поводу, – нам следует обойти дом и добраться до его центральной части и главного входа.

Но Буссеншут снова командирским жестом поднял вверх руку.

– Ведьмы, грабители, а еще вы забыли о страшных и кровожадных животных. Но мы ведь больше не дети. Прежде чем отступить, нам следует, по крайней мере, посмотреть, что это за дверь. Проход через нее может вести к более знакомым мне помещениям.

Они поднялись по ступеням и оказались в сырой тени портика. Массивная, обитая гвоздями дверь поддалась, когда Буссеншут толкнул ее. Они ступили в тесную прихожую с еще более крепкой, так же обитой гвоздями дверью, напоминавшей иллюстрации к романам Вальтера Скотта. Она тоже легко открылась, и они вошли в удлиненной формы вестибюль с открытыми деревянными балками потолка. Здесь в некоторых прорезях окон-бойниц действительно виднелись нелепые витражи, но в концах вестибюля располагалось по нормальному большому окну, наполнявшему комнату холодным, ярким светом. Сразу прояснилось и назначение помещения. Это был капитул средневекового собора, превращенный в современный зал заседаний.

На выложенном камнем полу, действительно казавшемся истоптанным ногами многих поколений обутых в сандалии людей, стоял длинный полированный стол с тридцатью обитыми кожей креслами, тридцатью бюварами в кожаных переплетах, тридцатью сверкающими бронзовыми письменными приборами и с тридцатью же пепельницами матового металла, изготовленными из аккуратных срезов ручных гранат-лимонок. В целом же зал, хотя и представлялся всего лишь частью храма торговли, навевал атмосферу тревожного ожидания, как занавес над невидимой сценой или интерьер зачарованного замка из старой сказки.

Их взгляды устремились на стену. Прямо перед ними, ярко выделяясь на тусклом фоне камня, висело блестяще выполненное и очень реалистичное изображение ангелов Монса, заряжавших пушки [114]. По обеим сторонам от этой картины располагались серии сделанных с воздуха фотографий разрушенных городов, причем каждую сопровождала табличка с описанием технических подробностей. А крайними с обеих сторон были таких же размеров снимки все еще существующих зданий: Британского музея и Библиотеки конгресса США.

Эплби созерцал эту выставку с изрядным интересом, когда Уинтер позвал его в другой конец зала. Своего компаньона он застал перед выполненным маслом полотном известного члена Королевской академии художеств. Называлось оно «Достопочтенный Бе́да надзирает над строительством аббатства Шун». Одна из частей аббатства представала полностью завершенной – романтический, умиротворяющий вид, где трава уже успела пробиться сквозь трещины в восстановленных каменных кельях. Другая часть была показана в процессе работы – скелетообразные стальные балки возвышались, закрепленные в простые фундаменты из железобетона. В верхнем левом углу был изображен сам достопочтенный Бе́да с нимбом над головой, сжимавший в одной руке свою величайшую книгу De Natura Rerum [115], а вторую простерший вперед жестом, сочетавшим благословение и восхищенное удивление. В правом нижнем углу виднелась фигура Шуна, преклонившего колена и предающегося размышлениям, достойным, видимо, его добродетели.

– Как нетрудно предположить, – сказал Уинтер, – если человек способен вообразить доктора Джонсона, гуляющим по своему парку, то логично представить себе и доброжелательный интерес историка седьмого века к дому, возведенному якобы в тринадцатом столетии, хотя это и явная фальшивка. Но, как точно подметил по другому поводу Буссеншут, возникает ощущение контакта с опасным и непредсказуемым разумом. Следующая картина представляет особый интерес. Она похожа на германский эквивалент ангелов Монса. В своем мифотворчестве друзья достопочтенного Бе́ды предстают несомненными католиками. Вам не кажется, ректор, что это интересный пример религиозного синкретизма в действии?

Именно на этой возвышенно научной ноте разговор оборвался, потому что дверь открылась, и вошел мистер Шун. Гости ощутили явную неловкость. Хотя сам Шун ничем не выдал своего смущения. С величавым, но дружелюбным достоинством хозяина великого поместья он приблизился к Уинтеру и Эплби, воскликнув:

– Добро пожаловать в аббатство Шун!

– Боюсь, – сказал Уинтер, – что мы совершенно заблудились.

– А войдя через эту дверь, – добавил Эплби, – не смогли сдержать интереса к висящим здесь полотнам.

Кивнув в знак доброжелательного одобрения, Шун обошел вокруг стола и направился к фотографии Британского музея.

– Нельзя не признать, какие превосходные снимки можно получить с помощью современного фотоаппарата. Вид наводит на размышления, умиротворяет и вдохновляет одновременно. – Он сделал жест над колоннадой Смирка, словно стремился одним движением зажать здание музея в кулаке. – Здесь помещен мозг Англии, дорогой Эплби, интеллектуальная составляющая нашей культуры. Нанесите удар по этому зданию, и нас тут же постигнет умственный паралич! – Его глаза, всматривавшиеся в миниатюрные фигурки на переднем плане, бывшие, скорее всего, дамами, привыкшими кормить голубей на ступенях, приобрели отрешенное выражение. Он повернулся к гостям. – А вы задумывались когда-нибудь, насколько действие невероятно сложного механизма нашей цивилизации зависит от всего лишь нескольких таких же нервных центров, в какой степени контролируется сравнительно немногочисленной элитой, состоящей из экспертов? Возьмите, к примеру, Королевский институт энтомологии.