Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

Эплби с серьезным видом покачал головой.

Однако сам Уинтер слушал все это, не выказывая никаких признаков беспокойства. Он опустошил свой бокал, рассеянно кивнул, бросил беглый взгляд вдоль стола и совершенно просто признался:

– Я ограбил ее.

– Так это вы ее ограбили! – Буссеншут откинулся на спинку стула как громом пораженный. – Вы хотите сказать, что ограбление, о котором с таким возмущением рассказывали нам в преподавательской, совершили…

– Милейший ректор! – Теперь уже Уинтер выглядел несказанно изумленным. – Вы, вероятно, с кем-то меня спутали. При ограблении, о котором я рассказывал, на самом деле ничего похищено не было. Все вещи презабавным образом к ней вернулись. Я же признаюсь в подлинном ограблении. Украденное мною лежит сейчас в моей комнате в колледже. И это было ограбление с применением насилия.

Буссеншут посмотрел в дальний конец стола.

– Как мне жаль, что нас не слышат сейчас Маммери. Он бы просто купался в подобных новостях.

Но Уинтер упрямо покачал головой.

– Я во всем признаюсь. Эплби взял мой след, и для меня это единственный шанс оправдаться. Но я не сделаю этого, пока мой рот набит потрясающей камбалой из Дувра. Вам придется набраться немного терпения.

И Уинтер невозмутимо продолжил поглощать аппетитную рыбу.

Они втроем уединились в спальне Буссеншута, даже не извинившись перед хозяином и остальными гостями. Это могло бы сойти за невежливость, если бы было хоть кем-то замечено. Но все сошло гладко, хотя Буссеншут откровенно демонстрировал склонность рассматривать Уинтера чуть ли не как арестанта и обставил их отход с соответствующей церемонностью. И все равно только очень внимательный наблюдатель смог бы увидеть в их бегстве некоторую странность. Однако большинство гостей сразу же направились осматривать собрание картин Шуна, и вряд ли их кто-то хватился бы до торжественного сбора перед демонстрацией коллекции, намеченной значительно позже.

– Однажды в Алеппо… – начал свой рассказ Уинтер, но тут же сделал паузу, чтобы раскурить трубку.

Эплби, который за сорок восемь часов в Раст-Холле приобрел повышенную чувствительность к вероятным литературным аллюзиям, покосился на него с подозрением.

– Вы уверены, – спросил он, – что не путаете себя с Отелло? У того есть реплика с поразительно похожим началом.

– Однажды в Алеппо, – повторил Уинтер не моргнув и глазом, – мне довелось встретиться с этой жуткой женщиной. Как я попал туда, уже не помню. А что делала в тех краях она, так и осталось мне неизвестным.

– Обитатели этого в прошлом процветавшего города, – не удержался Буссеншут, – славятся по всему Востоку необычайным изяществом своих манер. Это могло привлечь туда либо вас, либо ее, но кого именно, не отважусь даже предположить.

– Мы познакомились, осматривая акведук – главную местную древнюю достопримечательность. Миссис Бердвайр…

– Стоп! – воскликнул Буссеншут. – Алеппо посвящены несколько весьма живописных глав из ее книги «Обрезанные собаки». Но не припоминаю, чтобы там упоминалось знакомство с мистером Уинтером.

– А у мистера Уинтера не было даже случая назвать ей свою фамилию. Экспансивная леди сразу дала понять, что ее не интересуют излишние подробности. Но вот наша с ней дружба крепла с поразительной скоростью. В конце осмотра акведука я удостоился чести быть посвященным в самые детальные воспоминания о ее замечательной жизни, изучению которых по книгам вы, милейший ректор, уделили несколько последних дней. Затем мы уселись в экипаж – старую развалину, но на резиновом ходу, – который она закрепила за собой, и отправились к ней домой. Она уже провела тогда в Алеппо несколько месяцев, а прибыла туда (что крайне важно в этой истории) непосредственно из Греции. Кажется, именно в Алеппо она намеревалась написать книгу о Греции, чтобы накропать воспоминания об Алеппо, перебравшись в какое-то другое место. А между тем в Алеппо ей удалось устроиться с максимальным комфортом. В этом городе имеется немало вместительных особняков, и она сумела подобрать один из них, причем только что отремонтированный. Помнится, я бродил в фисташковой роще, окружавшей дом, отмечая, насколько это уединенное и тихое место. Сам того не сознавая, я уже готовился к своему преступлению.

– Создались благоприятные обстоятельства, – ехидно заметил Буссеншут, – и ваша подлинная натура немедленно проявилась во всем великолепии.

– Несомненно. Но то же самое произошло с натурой миссис Бердвайр. Для меня до сих пор непостижима ее склонность откровенничать с совершенно случайными знакомыми. Она вновь попотчевала меня воспоминаниями, но теперь уже из малопригодной для публикации серии. А затем мы, видимо, достигли той степени близости, когда разговор зашел на самую интимную тему. О канализации.

– Ну, разумеется, о канализации. – Буссеншут вздохнул, словно имел подобный опыт с женщинами в молодости и сожалел о быстротечном времени.

– Интересы миссис Бердвайр многогранны, но ее настоящая страсть – водопроводы и системы канализации. Многочисленные путешествия позволили ей собрать огромное количество самой интригующей информации на эту тему, как и примечательных личных наблюдений. Беда заключалась в том, что меня все это не интересовало и не интересует ни в малейшей степени. Несомненно, в результате какого-то прискорбного инцидента еще в детстве, которому только доктор Чоун способен дать научное объяснение, мое отношение к канализации и всему, с ней связанному, сделалось сугубо негативным. Едва миссис Бердвайр оседлала любимого конька, мне стало до такой степени скучно, что я, продолжая изображать внимательного слушателя, мыслями уже отправился в завтрашний день, когда собирался пешком пуститься вдоль песчаных дюн в сторону Искендеруна… Но как вы сами столь метко отметили недавно, уважаемый ректор, просто поразительна способность одного явления вытекать из другого. Каким невероятным образом взаимосвязаны многие вещи!

Буссеншут наморщил лоб, словно ему задали сложную задачу.

– Самое существенное в системе канализации состоит в том, что для нее требуется большой объем земляных работ, как и при археологических раскопках. Не в этом ли взаимосвязь, на которую вы намекаете?

И его лоб разгладился, а на губах заиграла улыбка довольства собственной догадливостью.

– Вы совершенно правы. Хотя миссис Бердвайр была осведомлена о системах канализаций с древнейших времен и до наших дней, она придерживалась удивительно консервативных взглядов в том, что касалось ее самой. Короче говоря, она повсюду устраивала для себя обычную выгребную яму с добавлением антисептика. Таким сооружением был снабжен особняк в Алеппо, и мне пришлось пару раз лично проинспектировать его (по понятным причинам). И такими же «удобствами» миссис Бердвайр обставила свою жизнь в Греции. И когда там рыли выгребную яму, как совершенно мимолетно упомянула она в разговоре со мной, то обнаружили нечто другое. По моей просьбе она показала мне находку. И это оказался… Вы не поверите… – Эплби с интересом отметил полудетскую серьезность и драматизм, с которым Уинтер произносил сакраментальную фразу. – Это оказался античный мрамор.