Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)

Уинтер покачал головой.

– Нет никаких доказательств его отравления кем-то другим. Привычка Арчи постоянно принимать некое средство не опровергает возможности, что в том случае он не выпил вполне сознательно совсем другое. А теперь вернемся к всезнайству шутника. Теория замочной скважины вас не убеждает. Не потому ли, что вы имеете собственную, более убедительную версию?

Эплби, на какое-то время взявший инициативу в свои руки, вдруг попытался отойти в тень.

– Да, у меня есть версия, – сказал он, – но настолько невероятная, что я сам пока не доверяю ей. Будь я способен принять вашу, для меня она стала бы гораздо предпочтительнее, как и рассуждения на ту же тему Белинды. Она считает, что ее отец работает в состоянии некоего транса, при котором вполне может бормотать свои идеи, а злоумышленнику остается только подслушивать. Но это было бы слишком просто. Обычно Элиот следит за собой и к тому же достаточно сообразителен. Я хочу лишь сказать, что если бы ваши теории оказались справедливыми, он давно бы сам обо всем догадался. Как, к примеру, он тщательно рассмотрел и отверг ваше предположение о парамнезии. И если он разговаривает сам с собой, то наверняка знает об этом. И, столкнувшись с загадкой, сразу же задумался бы о возможности быть кем-то подслушанным. Нет, я предпочитаю свою гипотезу, какой бы странной и даже в известной степени мучительной она ни была.

– Ну, и в чем же она состоит?

Эплби усмехнулся.

– Я бы только разочаровал вас, – сдержанно сказал он, – если бы все выложил в подобный момент. Моя версия еще слишком сырая. Картина всего этого дела (если его можно назвать делом) далеко не завершена для меня. – Он выдержал паузу, словно поразившись заключенной в собственных словах иронией. – И она рисуется передо мной чрезвычайно фрагментарно и необычно. В основном на основе моих впечатлений от того, что и как говорят люди. – Он начал беспокойно расхаживать по комнате. – Но в то же время для подобного подхода к проблеме нет недостатка в материале. Разглагольствования Шуна о безглазых креветках – в них, знаете ли, заключен важный смысл. Сразу становится очевиден мир разрушительных фантазий, на основе которых он построил свою карьеру. И это же касается других. Люди таковы, каковы они есть. Но стоит им разговориться, и ты начинаешь понимать, какими они себя воображают.

– Все это, – заметил Буссеншут, – чрезвычайно поучительные психологические наблюдения. Но они никак не объясняют, почему вы предпочитаете затаиться со своей версией. Как сторонний наблюдатель крайне странных событий я бы с большим интересом выслушал ваши соображения, что происходит на самом деле и кто за этим стоит.

– Возможно, это некто, с кем вы до сих пор не встречались: мужчина, которого зовут Андре Неизвестный.

– Андре? – резко переспросил Уинтер. – Что ж, это уж точно личность зловредная.

Эплби замер и решительно покачал головой.

– Вот в чем заключалась ваша ошибка с самого начала. Зло, злонамеренность, озлобленность не составляют существа вопроса. Мы имеем дело с мастером розыгрышей.

– Ну, разумеется. Но вы же…

– А что такое розыгрыш? Это шутка, подразумевающая действие.

Хорас Бентон расхаживал по спальне.

Как все спальни в аббатстве, эта комната имела определенный исторический декор, и, куда бы Бентон ни повернулся, его взгляд упирался в потускневшие золотые нити старинных гобеленов на покрытых дубовыми панелями стенах. Он смотрел на восток и перед ним вставала история Прокны [117]; разворачивался на каблуках и видел, как бог приходит к Данае в виде золотого дождя. Слева была изображена Европа верхом на быке, а справа представала бурная сцена похищения сабинянок. Но ни одно из этих замечательных произведений искусства не доставляло Бентону радости в его нынешнем настроении. Он ненадолго задержал взгляд на поддерживаемых металлической треногой огромных поленьях, пылавших внутри широкого камина. И завалился на постель – роскошное ложе с резными крылатыми конями и покрывалом из плотной тафты, но снова поднялся и стал ходить из угла в угол. В серебряном подсвечнике горели желтые и белые парафиновые свечи трех разных размеров; серебряный кувшин с водой стоял в серебряной раковине, позолоченной изнутри; рядом с кроватью лежало целое собрание вручную разрисованных молитвенников рядом с серебряными сосудами с пивом и вином, свежайшими лепешками и буханкой ароматного хлеба. Но Бентон не обращал внимания на все эти элементы тщательной реконструкции прошлого облика комнаты. Он подошел к окну и некоторое время оглядывал нелепые сооружения и развалины каменных владений Джаспера Шуна. Судя по выражению лица, он был бы счастлив знать, что эти горделиво взметнувшиеся вверх башни обречены на скорое разрушение.

– Очень жаль… – произнес Бентон, но вынужден был оборвать фразу, услышав стук в дверь.

Это был хозяин аббатства. Седой и благообразный, умиротворенный, но с морщинами от угрюмых мыслей, прочертившими лоб и залегшими в уголках рта, Шун вошел в комнату. И замер в удивлении. Бентон уже облачился в свободного покроя плащ.

– Собрались на прогулку, дорогой друг?

Бентон тревожно покосился на бывшего работодателя.

– Нет, отправлюсь в город. За мной заедет машина.

– Уезжаете? Но это будет для нас большая потеря. Надеюсь, не вздорный взрыв шутихи испугал вас? Весьма странные события произошли в Расте, а теперь нас, кажется, удостоили чести, перенеся действие сюда. Уверяю вас, нет никаких причин опасаться. Но, вероятно, все это слишком живо напомнило о прежних временах?

– Я непременно вернусь, – произнес Бентон без особого энтузиазма. – У меня срочное дело в городе, но я возвращусь к ужину. Очень жаль… – Он сделал паузу, словно сам еще не понимал, о чем сожалеет. – Мне очень жаль, что приходится на время вас покинуть.

– Рад слышать эти добрые слова. И, конечно же, я не должен мешать вам завершить срочные дела в этот серый воскресный день. Хотя, не скрою, надеялся, что вы поможете мне развлечь наших новых гостей. Я уже начал посвящать их в труды и цели Общества друзей.

Бентон издал в ответ нечленораздельный звук.

– Я пытался донести до них свою скромную надежду, что результаты нашей работы увенчаются однажды крупным успехом и получат большой резонанс. По-настоящему громкий резонанс.

Эти двусмысленные фразы, почему-то напомнившие падших ангелов Мильтона, доставили Бентону краткое, но утонченное удовольствие.

– Понимаю, – сказал он, – но я теперь настолько далек от всего. Мне бы хотелось…

– Но все же, – прервал Шун, задумчиво глядя на собеседника, – для человека часто бывает полезным пожать руку своей умершей сущности.