Ричард Халл - Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник)

В любом случае следовало приниматься за сочинение текста рекламы, но не успел я сесть за стол, как меня отвлекли. Мне удалось лишь написать: «А теперь ветровое стекло вашей машины будет всегда чистым», но я сразу это зачеркнул, потому что боялся, как бы Спенсер не вспомнил рекламу товара Энрикеса. В этот момент появилась мисс Уиндэм сказать, что звонили из журнала «Практикующий врач», требовали рекламу «Флукицида». Владелец этого снадобья для меня чистое наказание. Я попросил мисс Уиндэм найти что-нибудь подходящее из того, что мы давали в «Аптекаре и фармацевте», и отправить в «Практикующий врач», потому что рекламу «Флукицида» начали публиковать там совсем недавно, это был, кажется, второй раз. В принципе, они вполне могли оставить тот же материал.

– О, мистер Латимер, – запричитала она, – у меня не получится.

Дурочка, что с нее возьмешь.

– Что же у вас не получится? – спросил я.

– Как что? Решить, какую рекламу им послать.

– Тогда пойдите и спросите у мистера Барраклафа.

Я вернулся к работе над рекламой «Галаца», осознавая, что скоро мне придется объясняться с Барраклафом, которому определенно не понравится, что я взвалил на него лишнюю работу, не входящую в его обязанности. Придется ему напомнить, что я взвалил на себя несоизмеримо больший груз, связанный с «Галацем». То, что я нашел заказчика, это, как говорится, само собой, но мне пришлось долго сидеть за составлением плана рекламной кампании, придумывать название (оно не пригодилось, но я все равно затратил время) и так далее. Да, финансами я не занимался, но мне и того, что было, оказалось вполне достаточно. И вот теперь, когда я фактически расчистил путь и взялся наконец за собственную работу, требующую максимальных временны ́ х и душевных затрат, никто из них помогать мне не собирался. Да я и не стану ни о чем их просить. Они же в моем деле совершенно ничего не смыслят.

Впрочем, времени на обдумывание своих трудностей у меня не было, и я продолжил работу над заголовком рекламы. Решил вставить строчки из детской песенки о дожде, но потом отказался. Не совсем уместно. Попробовал зайти с другой стороны: пофантазировать насчет превосходной прозрачности стекла. Вспомнил широко известную рекламу светлого портвейна и добавил к ней строчку о солнечных зайчиках, играющих на ветровом стекле. Но все было не то. Ни один из вариантов меня не устраивал. Каждый был далек от совершенства.

В конце концов я подумал, что лучше всего, пожалуй, придумать рекламный текст-обоснование, быстрее убеждающий покупателя. И тут же в голове начали вспыхивать одна за другой идеи. Я закрыл глаза, давая им устояться, ожидая появления варианта, подходящего на все сто процентов. Он уже начал формироваться у меня в голове, как дверь неожиданно распахнулась и вошел Спенсер:

– Ну ты даешь, Латимер! Теперь, когда наконец пришла твоя очередь сделать что-то полезное, можно было бы чуточку и пободрствовать на работе.

Это уже никуда не годилось. Он покрутился в моем кабинете пару секунд и ушел, но настроение основательно испортил. Самое ужасное, что плодотворные мысли испарились. Я тщетно ждал их возвращения, размышляя о коварстве коллеги. Оказывается, он приходил просто посмотреть, чем я занимаюсь. Какая наглость!

Вот в таких условиях приходится работать. Поскольку идеи текста рекламы без следа испарились, я взялся обдумывать, каким будет оформление. Конечно, сначала должен появиться текст, а уже к нему следует привязывать рисунки, но поскольку работу над текстом мне пришлось пока отложить, надо было занять чем-нибудь нашего художника Томаса, а то он бездельничает целыми днями, не отрабатывая зарплаты. Так пусть изготовит для начала несколько эскизов; если они потом не пойдут в дело, ничего страшного. По крайней мере, это отвлечет его от любимого занятия в свободное время – рисования портретов мисс Уиндэм. Надо сказать, что он на своих творениях нашу секретаршу изрядно приукрашивает, на них не видны кроличьи зубки – ее отличительная черта. Мне кажется, Томас надеется со временем стать настоящим портретистом. Ну и пусть. Я, в принципе, не возражаю, чтобы он льстил своими рисунками несчастной девушке, думаю, она этим не слишком избалована, но его художества тормозят работу. Кроме того, мисс Уиндэм в последнее время начала слишком высоко задирать голову, лепить одну опечатку за другой и даже вызывающе вести себя.

Так что подкинуть Томасу работу было бы сейчас совсем неплохо, даже если рисунки потом не понадобятся. Он мог бы подготовить небольшие эскизы, где струи дождя ударяют о ветровое стекло автомобиля после обработки «Галацем», а в салоне уютно расположились водитель и пассажиры. Неплохо было бы ему также выбрать шрифты для слова «Галац». Буква «Г» должна выделяться своей округлостью, и все слово должно ярко отражать суть рекламируемого продукта – чистоту и прозрачность. Пусть он попробует изобразить ванную комнату, окутанную облаками пара, с двумя зеркалами. Одно запотевшее, другое чистое. Может быть, тут стоит ввернуть какой-нибудь парафраз из «Гамлета», где он говорит: «Вот два изображенья: вот и вот…» [53], если я правильно помню, и слово «изображенья» заменить на «зеркала»?

Я вышел в приемную сказать мальчику-посыльному, чтобы он пролистал «Гамлета» и отыскал нужную мне строчку, а потом решил, что сам потом посмотрю в словаре шекспировских цитат, так будет проще, и направился к Томасу дать задание.

Он удивил меня своими возражениями:

– Простите, сэр, но вы сами рекомендовали ничего не рисовать заранее. Приступать, только когда появится надлежащий текст.

Немного подумав, я согласился, потому что это была правда. Я действительно говорил ему такое, причем несколько раз. Пришлось немного слукавить:

– Сделайте это в виде исключения, что, как известно, подтверждает правило. – Прозвучало не очень убедительно, но ничего не поделаешь. – Дело в том, что время сильно поджимает, – продолжил я. – Желательно начать работу немедленно. Возможно, понадобятся не все рисунки, но со временем мы их тоже используем.

Выслушав меня, Томас повел себя странно. Признаться, он мне вообще не сильно нравился, но я считал его достаточно усердным. Он не был взбалмошным, как некоторые художники, возможно, потому, что настоящим пока себя не считал, и прежде никаких трудностей у меня с ним не возникало. Теперь, вспоминая ту ситуацию, я жалею, что просто не приказал ему работать, а начал слушать его бормотание. Но, наверное, к лучшему, что так получилось, иначе бы я не раскрыл интригу, какую плел за моей спиной Спенсер.

Произошло это следующим образом.

– Но сейчас у вас, кажется, работы нет, – сказал я. – Или есть?

– Нет… нет, – ответил он.