Агата Кристи - Смерть в облаках

– Это потому, что вы делаете выводы на основании увиденного. Ничто так не вводит в заблуждение, как глаза.

Покачав головой, француз развел руками.

– Сдаюсь. Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Наш друг Жиро постоянно призывает вас не обращать внимания на мои причуды. «Действуйте энергично, – обычно говорит он. – Сидеть в кресле и размышлять – это метод старика, чьи лучшие времена остались в прошлом». А я говорю, что молодая гончая зачастую настолько увлеченно идет по следу, что опережает его… И след оказывается ложным. Надеюсь, вы поняли мой намек…

После этих слов Пуаро откинулся на спинку кресла и закрыл глаза – возможно, чтобы немного поразмыслить, – но через пять минут он уже крепко спал.

Прибыв в Париж, они сразу же направились на рю Жольетт, 3, на южный берег Сены. Дом, куда они пришли, ничем не выделялся среди соседних с ним зданий. Открывший дверь пожилой консьерж с мрачным видом поприветствовал Фурнье.

– Опять полиция! Сплошные неприятности… В конце концов это испортит дому репутацию.

Он повернулся и пошел в глубь дома, продолжая ворчать.

– Пойдемте в офис мадам Жизель, – сказал Фурнье. – Он находится на втором этаже.

Достав из кармана ключ, он объяснил, что французская полиция на всякий случай опечатала дверь в ожидании результатов расследования в Англии.

– Боюсь, мы не найдем здесь ничего полезного для нас.

Он снял печати, отпер дверь, и детективы во-шли внутрь. Офис мадам Жизель представлял собой маленькую, тесную комнату, в которой располагались стоявший в углу несколько старомодный сейф, письменный стол и несколько стульев с потертой обшивкой. Единственное окно было грязным и производило впечатление, будто его никогда не открывали.

Оглядевшись, Фурнье пожал плечами.

– Видите? – сказал он. – Ничего. Абсолютно ничего.

Пуаро подошел к столу, сел за него, провел рукой по деревянной крышке и ее нижней поверхности, после чего взглянул на Фурнье.

– Здесь имеется звонок, – сказал он.

– Да, он проведен вниз, к консьержу.

– Весьма разумная мера предосторожности. Клиенты мадам наверняка приходили порой в буйное состояние.

Он открыл один ящик стола, затем другой. Они содержали канцелярские принадлежности – календарь, ручки, карандаши, – но никаких документов или личных вещей.

Пуаро бегло просмотрел содержимое ящиков.

– Не буду обижать вас, друг мой, тщательным обыском. Если б здесь что-то было, вы, я уверен, обязательно нашли бы.

Он бросил взгляд на сейф.

– Похоже, не самое надежное хранилище…

– Немного устарел, – согласился Фурнье.

– Он был пуст?

– Да. Эта проклятая горничная все уничтожила.

– Ах да, горничная… Доверенное лицо. Мы должны поговорить с ней. Эта комната, как вы сказали, ничего нам не даст. Очень интересно, не находите?

– Что вы имеете в виду, месье Пуаро? Что находите интересным?

– Я имею в виду, что эта комната выглядит совершенно безличной… И нахожу это интересным.

– Едва ли она была сентиментальна, – сухо произнес Фурнье.

Пуаро поднялся со стула.

– Пойдемте, поговорим с этой в высшей степени преданной горничной.

Элиза Грандье была невысокой полной женщиной среднего возраста с румяным лицом и маленькими проницательными глазками, которые она быстро переводила с Фурнье на его спутника и обратно.

– Присядьте, мадемуазель Грандье, – предложил ей Фурнье.

– Благодарю вас, месье. – Она села с невозмутимым видом.

– Месье Пуаро и я вернулись сегодня из Лондона. Вчера началось расследование по делу о смерти мадам. Нет никаких сомнений в том, что мадам была отравлена.

Горничная грустно покачала головой.

– То, что вы говорите, ужасно, месье. Мадам отравили? Кому такое могло прийти в голову?

– Именно это вы, вероятно, и сможете помочь нам выяснить, мадемуазель.

– Разумеется, месье. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь полиции. Но мне ничего не известно – абсолютно ничего.

– Вы знаете, что у мадам были враги? – резко спросил Фурнье.

– Это неправда! Откуда у мадам могли взяться враги?

– Бросьте, мадемуазель Грандье, – сухо произнес Фурнье. – Ростовщику нередко приходится сталкиваться… с определенными неприятностями.

– Действительно, иногда клиенты мадам вели себя не очень благоразумно, – согласилась Элиза.

– Устраивали сцены? Угрожали?

Горничная покачала головой:

– Нет-нет, ничего подобного. Угрожали вовсе не они. Они жаловались, плакали, умоляли, говорили, что не могут заплатить. – В ее голосе отчетливо прозвучали презрительные нотки.

– Вероятно, мадемуазель, они просто не могли вернуть долг, – сказал Пуаро.

Элиза Грандье пожала плечами:

– Возможно. Это их дело! Обычно они в конце концов все-таки платили, – с нескрываемым удовлетворением произнесла она.

– Мадам была довольно жестким, наверное, даже жестоким человеком, – заметил Фурнье.

– Это вполне оправдано.

– Вы не испытываете никакой жалости к жертвам?

– Жертвы… Вы ничего не понимаете, – сбивчиво заговорила Элиза. – Разве есть необходимость в том, чтобы жить не по средствам, влезать в долги, а потом надеяться, что тебе их простят? Это просто неразумно! Мадам была честной, порядочной женщиной. Она давала в долг и рассчитывала получить свои деньги обратно. Это справедливо. У нее самой никогда не было долгов. Она всегда вовремя платила по счетам. И это неправда, будто она была жестокой! Мадам была доброй. Она всегда давала деньги «Маленьким сестрам бедняков», когда те обращались к ней. Она оказывала помощь благотворительным организациям. Когда жена Жоржа – консьержа – заболела, она оплатила ее лечение в больнице.

Горничная замолчала. Ее лицо заливала краска гнева.

– Вы ничего не понимаете, – повторила она. – Вы просто совсем не знали мадам.

Фурнье немного подождал, пока уляжется ее негодование.

– Вы сказали, что клиенты мадам обычно в конце концов платили. Вам известно, какими способами она вынуждала их делать это?

Элиза снова пожала плечами:

– Я ничего не знаю, месье. Абсолютно ничего.

– Вы знали достаточно для того, чтобы сжечь документы мадам.

– Я следовала ее инструкциям. Мадам сказала, что, если с нею произойдет несчастный случай или она заболеет и умрет где-нибудь вдали от дома, я должна сжечь ее деловые бумаги.

– Те, что хранились в сейфе на первом этаже?

– Совершенно верно. Ее деловые бумаги.

– И они находились в этом сейфе?

На щеках Элизы вновь проступил румянец. Она была явно раздражена такой настойчивостью.

– Я выполняла инструкции мадам, – упрямо повторила она.

– Это понятно, – сказал Пуаро с улыбкой. – Но в сейфе бумаг не было. Ведь так, не правда ли? Этот сейф давно устарел, его мог бы открыть даже любитель. Бумаги хранились где-то в другом месте – может быть, в спальне мадам?