Дэн Симмонс - Пятое сердце

– Но Джеймс Пейдж умеет быть очень убедительным, – предположил Хоуэллс.

– Убедительным! – воскликнул Клеменс так громко, что люди за соседними столиками обернулись в его сторону. – Всякий раз, как я решаю, что его последний час пробил, что я немедленно прекращаю вложения и вчиняю ему иск, изобретатель закатывает очередную трагическую сцену, которая посрамила бы Эдвина Бута, – слезы, клятвенные обещания, искренние заверения, оскорбленное достоинство, списки фактов и цифр, от которых сертифицированный бухгалтер впал бы в кому, – и все это со скорбным, обиженным выражением бассет-хаунда, страдающего геморроем. Да, Джеймс Пейдж убедил бы рыбу вылезти из воды и поговорить с ним. Сколько бы решимости я ни скопил к встрече, в присутствии Пейджа я начинаю ему верить. Ливи говорит, он месмерист, не изобретатель. Я говорю, он самый наглый лжец, какой когда-либо выманивал у работяги-писателя его кровные. В итоге приходится дать очередные пятнадцать, двадцать или пятьдесят тысяч долларов просто за качество актерской игры.

Наступила неловкая пауза, которую нарушило появление официантов со следующим блюдом. Хоуэллс прочистил горло.

Холмс слышал про Уильяма Дина Хоуэллса, даже читал одну его повесть, и не видел во внешности писателя, редактора и критика ничего необычного: плотная фигура, густые, совершенно белые усы, коротко стриженные волосы, поредевшие спереди и сзади, так что Хоуэллсу приходилось зачесывать несколько прядей поверх лысины, умные глаза, мягкий приятный голос.

– Знаете ли вы, что для меня это важнейший – можно даже сказать, исторический вечер? – произнес Хоуэллс.

– Почему? – спросил Клеменс. – Из-за посредственной еды, за которую с нас дерут втридорога, и отвратительного кларета?

Хоуэллс пропустил его замечание мимо ушей:

– Сегодня два моих самых знаменитых автора, двое моих самых старых и дорогих друзей, обедают со мной вместе. Я уже начал думать, что не доживу до этого дня.

– Я читал, – вставил Джеймс, – что мы с Марком Твеном противоположности, Северный и Южный полюса литературы.

– Никогда не понимал этого клише, – сказал Клеменс. – Все, известное нам про Арктику и то, что теперь называют Антарктикой, свидетельствует о сходстве полюсов. Утверждать, что мы – полюса Хоуэллса, значит говорить, что мы оба холодные, бесплодные, недоступные и опасные для путешественников.

– Так или иначе, – сказал Джеймс, решив, что не позволит Клеменсу шутками увести разговор в сторону, – в бытность редактором «Атлантик мансли» вы, Хоуэллс, привели нас обоих к литературному успеху.

– Чепуха! – Хоуэллс ухоженной рукой отмахнулся от комплимента. – Вы оба заслуживали литературного бессмертия. Для меня было честью печатать вас и писать о ваших трудах.

– Вы часто не подписывали свои хвалебные эссе, которые печатали у себя в журнале, в то время как наши книги выходили в приложении к нему, – рассмеялся Клеменс. (Джеймс подумал, что тот уже в легком подпитии.) – Я это ценил, и мистер Джеймс, не сомневаюсь, тоже, но если бы существовала комиссия по этике литературных обозрений…

– А знаете, мистер Клеменс, – перебил Джеймс, пока шутка не переросла в оскорбление, – нас ведь с вами однажды уже знакомили.

– Когда это? – спросил Клеменс, пытаясь лучше сфокусировать взгляд на Джеймсе.

Они уже доели обед, пришло время вина и сигар, и Марк Твен с явным удовольствием предавался обоим порокам.

– Пятнадцатого декабря тысяча восемьсот семьдесят четвертого, – ответил Джеймс. – Был парадный обед в бостонском «Паркер-хаузе» по случаю завершения первого года «Атлантик мансли» при новых владельцах. Там были вы, мистер Хоуэллс…

– И многие другие известные авторы, публикующиеся в «Атлантик», – подхватил тот, – а также редакторы, гарвардские и принстонские профессора, архитекторы, духовные лица… хотя преподобный Генри Уорд Бичер в тот день отсутствовал.

– А… – сказал Клеменс. – Это же было самое начало скандала с миссис Тилтон, не так ли? Бедный Бичер… я знал его, Горацио… его сестра Гарриет была моей соседкой в Хартфорде. Женщины поголовно влюблялись в бедного Генри Уорда, по крайней мере в его проповеднический голос, а когда история получила огласку, наши главные суфражистки набросились на него, как гарпии: Элизабет Кэди Стэнтон, Виктория Вудхулл, даже его другая сестра, Изабелла Бичер Хукер. Они все требовали его крови.

– Но ведь та его сестра, которая ваша соседка, Гарриет, взяла сторону брата, если не ошибаюсь? – спросил Хоуэллс.

– Да, – подтвердил Клеменс. – Она поддерживала его до конца. А поскольку в этом месяце будет шесть лет, как преподобный Бичер скончался от удара, я поднимаю бокал за него и за всех несчастных мужчин, которых мегеры и гарпии преследуют за такой простительный грех.

Все четверо молча подняли бокалы и выпили за Бичера и его супружескую неверность.

Другие столики в ресторане гостиницы уже опустели. Официанты стояли, сложив руки в перчатках под животами, и ждали. Джеймс понимал, что сейчас – последняя возможность заговорить о деле, которое их сюда привело.

– Мистер Клеменс, – сказал он, – Хоуэллс упомянул, что вы завтра едете в Хартфорд.

– Да, – ответил Клеменс. – Суровая необходимость. Деньги, долги, бизнес. Только на один день – завтра вечером я возвращаюсь к доктору Райсу.

Джеймс знал, что сейчас Клеменс живет в доме доктора Кларенса С. Райса, отоларинголога, у которого лечатся такие знаменитости, как мисс Лилиан Рассел, упомянутый Клеменсом Эдвин Бут (сейчас уже старик) и Энрико Карузо.

– У нас есть большая просьба. Не могли бы мы с мистером Шерлоком Холмсом составить вам компанию, – сказал Джеймс, – и, возможно, уговорить вас остановиться в вашем доме на Фармингдон-авеню?

Клеменс вздрогнул, как будто его попросили проглотить змею.

– Не знаете ли вы, случаем, по-прежнему ли ваша пишущая машинка в хартфордском доме? – быстро спросил Холмс.

Клеменс повернулся к сыщику:

– Моя машинка?

– Мы упоминали раньше, что после смерти Кловер Адамс ее муж, Джон и Клара Хэй, а также Кларенс Кинг раз в год получали машинописные карточки. Для моего расследования было бы полезно взглянуть на саму машинку.

– Для вашего расследования? – Клеменс подался вперед. – Весь вечер я был вежлив, однако не могу не задать вопрос… вы правда Шерлок Холмс? Шерлок Холмс из дома двести двадцать один бэ по Бейкер-стрит? Тот Шерлок Холмс, который «скорее, Ватсон, игра началась»?

– Да, – ответил Холмс.

– В таком случае я приглашаю вас… и Джеймса, и вас, Хоуэллс, если вы не заняты чем-нибудь важным, ехать со мной в Хартфорд. Быть может, нам удастся попасть в дом, если я заранее телеграфирую о приезде, – как вы знаете, он сдан внаем, – но прежде, мистер Холмс, прошу вас ответить на чрезвычайно насущный вопрос, который мучает меня весь вечер.