Дэн Симмонс - Пятое сердце

– Отвечу, если сумею, – сказал Холмс.

Клеменс подался еще ближе к нему:

– Вопрос очень простой, сэр… Вы – реальный человек или вымышленный персонаж?

– Это один из пунктов, который я пытаюсь прояснить в деле Кловер Адамс и «Пятерки сердец», – ответил Холмс.

Клеменс глянул на него пристально и ничего не сказал.

Хоуэллс жестом попросил счет, они расплатились. Джеймс и Холмс, которые остановились здесь, в гостинице «Гленхэм» на Бродвее, пошли проводить Клеменса и Хоуэллса до кеба.

– Садитесь, Хоуэллс, – сказал Клеменс. – Возьмем один экипаж, и я высажу вас по пути к доктору Райсу.

– Это не по дороге, – запротестовал Хоуэллс.

– В карету, сэр! – приказал Клеменс. – Неприлично двум джентльменам наших лет и положения попасть в полицию за драку на тротуаре в такой поздний час. – Он зорко глянул на Джеймса и Холмса. – Вы затеяли глупость, господа, но Великий дурак всегда рад обществу себе подобных. Встретимся завтра на Центральном вокзале в девять часов.

Уильям Дин Хоуэллс отправился с ними в Хартфорд (невзирая на то, что сегодня, в четверг, его наверняка ждало множество дел), и разговор трех литераторов был скучнее даже унылого пейзажа за окном вагона. За одну поездку Холмс узнал об издательском и писательском ремесле много больше, чем могло пригодиться в жизни.

Клеменс и обычно сдержанный Джеймс громко соглашались друг с другом, Хоуэллс по большей части слушал, Холмс пытался задремать.

– Издательское дело меняется быстро, и далеко не в лучшую сторону, – говорил Клеменс.

– Согласен, – сказал Джеймс.

– Журналы либо совсем не печатают рассказов, либо требуют писать их как-то совершенно иначе.

– Вот и мне все труднее пристроить рассказ в журнал. Короткой формой теперь не проживешь.

– И романы по подписке – которыми раньше кормилось мое издательство – практически ушли с рынка.

– Истинная правда, мистер Клеменс.

– И откуда, черт побери, возьмутся наши гонорары? – вопросил Клеменс, выпуская черный сигарный дым. – Даже романов с продолжениями больше не публикуют.

– Да-да, – пробормотал Джеймс.

– Генри, – внезапно оживился Хоуэллс, – помните, как девять лет назад – в начале восемьдесят четвертого, если не ошибаюсь, – «Карьера Сайлеса Лафена» печаталась в «Сенчури» по частям одновременно с «Бостонцами»?

– Мне было очень лестно, что мой незрелый писательский опыт оказался под одной обложкой с вашим шедевром, – ответил Джеймс.

Хоуэллс наклоном головы поблагодарил его за комплимент.

Холмс заметил, как на лице Джеймса мелькнуло еле уловимое озорное выражение. Взгляд благовоспитанной девочки, которая намерена сказать что-то недолжное.

– Мистер Клеменс, – проговорил Джеймс, – вы, случайно, не читали «Бостонцев»?

Обычно уверенный Клеменс отчего-то смутился:

– Э-э… нет, сэр… мистер Джеймс… не имел такого удовольствия.

– Я спрашиваю, – с вкрадчивой улыбкой продолжал Джеймс, – поскольку английский знакомец рассказывал мне, что примерно тогда же – в восемьдесят четвертом, если не ошибаюсь, – был в Бостоне на банкете, где вы сказали с эстрады… надеюсь, что цитирую правильно: «Я скорее соглашусь обречь себя Беньяновому раю, чем прочту „Бостонцев“».

Холмс изумился. Он знал Генри Джеймса сравнительно недавно, но все в поведении писателя утверждало сыщика в мысли, что тот любой ценой старается избежать конфликта либо в крайнем случае произнести что-нибудь тонко-ироническое. Однако сейчас он атаковал Клеменса в лоб, словно адмирал Нельсон – испанский или французский флот.

Сэмюель Клеменс – Марк Твен изумился ничуть не меньше. До сих пор его гримасы были сознательно преувеличенными, но сейчас он выглядел одиннадцатилетним мальчишкой, которого застукали за кражей печенья из банки: то же растерянное и жалобное выражение.

– Я… он… я… – пролепетал он; казалось, сосуды на щеках и носу сейчас лопнут от прилива крови, – не… не имел в виду… с эстрады… на банкете ? – Последние два слова были произнесены с глубочайшим отвращением. Клеменс взмахнул рукой, словно отгоняя неприятный запах, и принялся сосредоточенно раскуривать следующую сигару, хотя предыдущая, сгоревшая лишь на треть, по-прежнему тлела в пепельнице.

По окаменевшему и бледному лицу Хоуэллса Холмс, вне всякого сомнения, видел, что именно тот десятилетие назад передал Джеймсу оскорбительные слова.

Джеймс еще несколько секунд смаковал напряженную тишину, затем сказал:

– Однако, сэр, многие читатели, включая по прошествии времени и вашего покорного слугу, полностью согласны с вами в низкой оценке «Бостонцев». И я безусловно разделяю ваше мнение, что рай Джона Беньяна хуже любого ада.

Некоторое время все молчали. Клеменс курил сигару, Джеймс и Хоуэллс – сигареты, Холмс попыхивал трубкой. Все четверо смотрели друг на друга сквозь облако голубого дыма.

Хоуэллс прочистил горло.

– Генри, – начал он, – вы, как говорят бизнесмены, диверсифицировались и теперь, если не ошибаюсь, пишете и для театра?

Джеймс скромно кивнул:

– Три года назад я по просьбе мистера Эдварда Комптона переделал моего «Американца» в пьесу. Роман не слишком годился для постановки, но, переписывая и исправляя его, я получил столь необходимый театральный опыт.

– Пьеса шла на сцене? – спросил Клеменс.

– Да, – ответил Джеймс, – и с некоторым успехом. Сперва в провинции, затем в Лондоне. Следующую пьесу я буду писать сразу для театра. В каком-то смысле, по правде сказать, я чувствую, что наконец-то нашел для себя истинную форму. Писать драматическое произведение с упором на сценичность интереснее, чем романы или рассказы, вы согласны?

Клеменс фыркнул:

– Я сделал из своего «Позолоченного века» пьесу, которую большинство знает под названием «Полковник Селлерс», по имени главного персонажа, которого играл Джон Т. Реймонд. Вы знаете Реймонда, мистер Джеймс?

– Не видел ни его самого, ни его пьес, – ответил Джеймс.

– Он был идеальный полковник Селлерс. Грант, который тогда был президентом, посетил одно из представлений, и присутствовавшие там друзья сказали, что президентский смех слышали даже на галерке.

– Так это комедия? – спросил Джеймс.

– Отчасти, – сказал Клеменс. – Во всяком случае, Джон Т. Реймонд сделал ее комедией. Я был бы рад, если бы он сыграл свою знаменитую сцену поедания репы, как она была написана, то есть как трогательное свидетельство честной бедности, а не как откровенный фарс. Однако грех жаловаться. «Полковник Селлерс» в первые три месяца принес мне десять тысяч долларов чистого дохода, и я рассчитываю, что он принесет мне еще под сотню тысяч, прежде чем мы оба умрем от старости.