Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)

А затем внезапно снова рассмеялась – тем же коротким, лишенным смысла, сухим и почти лающим смехом.

Всего несколько минут спустя мы с Барнсом уже шли по коридору, закончив эту более чем странную беседу.

Первым молчание нарушил Барнс:

– До чего же странный народ эти женщины, доктор Уэстлейк. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Вот и она рассказала нам историю, которая полностью противоречит версии, изложенной ее супругом. Словно нарочно хотела, чтобы он попал под подозрение. А ведь всегда казалась мне такой тихоней и милашкой, добродушной и обходительной со всеми.

Определение «странное», вероятно, лучше всего подходило к описанию поведения Мэрион Фэншоу, которая проявила себя далеко не как преданная мужу жена.

Барнс почесал себя за ухом костлявым пальцем.

– Быть может, Вирджил действительно как-то замешан в этом деле, но, если начистоту, доктор Уэстлейк, мне плохо верится в его причастность к убийству. Он всегда был очень славным малым. Конечно, еще в детстве уже начал чудить. Всегда держался сам по себе и без конца рисовал, рисовал. Папаша, старый Боб Фэншоу, владел здесь рыболовным судном и хотел передать его сыну, когда станет слишком стар, чтобы выходить в море. Но только Вирджил и слышать не хотел об этом. Для него ничто не существовало, кроме живописи, и вот в одно прекрасное утро он, никому ничего не сказав, уехал. Только записку оставил, что отправляется в Нью-Йорк учиться на художника. Здешний народ сразу решил: мальчишка умом подвинулся. А отец так и не простил его. Не желал с ним даже разговаривать. И они не общались до самой смерти старика. – Барнс с сожалением покачал головой. – У Вирджила все сложилось как нельзя лучше, но успех не ударил ему в голову. Когда стал снова приезжать сюда, оставался прежним, своим в доску, общительным, любил вспоминать прежние времена и все такое. Нет, Вирджил – хороший человек, Уэстлейк. Не то что этот Джонни Митчелл. – Он презрительно усмехнулся. – Митчелл строит из себя такую важную персону со своей развалюхой-гостиницей, заставляет всех величать себя только мистер Митчелл, словно он принц заморский, а не обычный парень из Мыса Талисман, как мы все.

Суини, несомненно, давно оборвал бы рассуждения Барнса на городские темы. Помешанного на эффективности своей работы инспектора они бы только вывели из себя. Но мне было интересно послушать.

– Так мистер Митчелл из здешних? – спросил я, поскольку меня этот факт несколько удивил.

– А то! Джонни Митчелл тоже отправился на время в Нью-Йорк и сделал карьеру в гостиничном бизнесе. Но вот когда вернулся – его просто было не узнать. Не-е-т, сэр. И ему хватало наглости делать вид, будто он шишка какая-то с Парк-авеню, хотя уж мы-то семейку Митчеллов знали как облупленную. Тут всем известно, что его сестра стала обыкновенной…

Информация о профессии сестры Митчелла показалась мне совершенно излишней. Барнс мог служить прекрасным источником местных слухов, но нуждался в цензуре. А потому, не дав ему опозорить в моих глазах совершенно незнакомую женщину, я оборвал его и переключился на другую тему.

– Нам сейчас лучше отправиться в комнату Бака Валентайна и послушать, что он нам расскажет о себе. Время дорого. Надо ведь еще успеть побывать на старом погосте.

Сержант Барнс покачал головой с весьма удрученным видом.

– Сказать вам правду, тревожит меня это кладбищенское дело. Призраки, фонари, разрытые могилы… Помню, когда я был еще совсем мальчишкой…

Но я твердой рукой направил его дальше вверх по лестнице.

Дверь комнаты Бака была заперта. Барнс постучал. Никакой реакции не последовало. Он постучал еще раз. И только тогда изнутри донеслось смутное ворчание, а потом раздался раздраженный голос Бака:

– Ну, кого там принесла нелегкая в такой час?

– Это доктор Уэстлейк, – откликнулся я. – И со мной сержант Барнс.

Послышалось шуршание одежды, что-то похожее на сдавленную ругань и лишь затем звук шагов. Дверь открылась.

На пороге возникла фигура Бака Валентайна, чьи голубые глаза сонно моргали на нас. Он набросил ярко-синий купальный халат на могучее тело, служившее моделью для картины Фэншоу. Ворот халата не полностью закрывал шею, и его цвет выгодно подчеркивал глубокий до черноты загар молодого человека.

– Какого черта? В чем дело? – снова спросил он. – Чего ради вы здесь шатаетесь посреди ночи?

Халат был запахнут небрежно, и я обратил внимание, что юный гигант не снисходил до такого, считавшегося дамским, наряда, как ночная пижама. Мы вошли в его комнату. Барнс плотно прикрыл за нами дверь. Бак потянулся, невольно обнажив ногу с рельефной мускулатурой.

– Я уже давно спал мертвым сном, – пожаловался он. – И вообще, который час?

– Примерно половина третьего, – ответил я.

Крохотное помещение, отведенное под жилье Баку, было им украшено, как я и ожидал. На уровне глаз стены по всему периметру он завесил фотографиями роскошных девиц в весьма легком облачении. Причем среди журнальных вырезок попадались и обычные снимки девушек, с которыми он явно водил близкое знакомство, приславших ему затем свои знаки внимания с надписями в уголках. Но преобладали все же недоступные Баку красотки из глянцевых изданий для мужчин.

Мне бросилось в глаза, что ряд фотографий тянулся непрерывно, и лишь в одном месте – почти над самой кроватью – зияла пустота. Меня заинтриговало то, что прежде висело там.

Но еще больше меня заинтересовал вид кровати. Бак Валентайн заявил, что спал уже давно. Но в таком случае он почивал на удивление спокойно, как мало кто из нас умеет это делать. Если не считать вмятины от головы на подушке и очертаний, оставленных телом на простынях, постель выглядела так, словно он нырнул в нее лишь за минуту до нашего прихода.

Молодой спасатель опустился на стул и вытащил из лежавшей на столе пачки сигарету. Потом в нетерпении уставился на нас.

– Что вам от меня понадобилось?

У Барнса уже, похоже, входило в привычку просто стоять, дожидаясь, чтобы я начал беседу.

– Мы пришли по поводу Нелли Вуд, Бак.

– Нелли Вуд? – Даже за завесой табачного дыма было видно, как округлились его глаза. – Какого лешего вы хотите разговаривать о Нелли Вуд именно со мной?

– Она убита, – сказал я. – Мы совсем недавно нашли ее труп на пляже. Задушена.

Сигарета сначала застыла в воздухе, а потом плотно сжавшиеся пальцы раздавили ее, и табачные крошки посыпались на пол.

– Нелли Вуд убита? Боже мой! – На его лице, массивном, как скульптурные головы Микеланджело, отобразились растерянность и страх, но боялся он, как сразу выяснилось, за себя самого. – В чем же смысл визита? Почему вы пришли именно ко мне?

Вообще-то Бак мне нравился. К нему привязалась Дон, а он вел себя с ней безукоризненно, с чувством юмора выдерживая культ героя, в ранг которого его возвела моя дочь, и покорно выслушивая ее беспрестанную болтовню на пляже. Многоопытный Суини обязательно применил бы какой-нибудь хитрый трюк, чтобы выжать из него признание вины.