Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны д'Эрбле (сборник)

Войдя в сарай, капитан Грампас сочувственно взглянул на труп.

— Нашли что-нибудь, проясняющее его исчезновение, доктор? — поинтересовался он.

— В этом деле есть пара любопытных деталей, но, как ни странно, единственно важным свидетельством можно считать лишь те слова офицера, над которыми вы так потешались, — ответил Торндайк.

— Да не может быть! — воскликнул капитан.

— Именно так. Офицер береговой охраны указал, что, отплывая, погибший набил трубку табаком из кисета. Но в его кисете махорка, а в трубке, которая у него в кармане, плиточный табак.

— А в других карманах нет плиточного табака?

— Ни кусочка. Но вполне возможно, что он имел какие-то остатки и набил ими трубку. Однако на его складном ноже нет никаких следов, а вы ведь знаете, как пачкает лезвие черный плиточный табак. Матросского ножа в ножнах нет, да и вряд ли он им кромсал табак, имея под рукой карманный нож.

— А вы уверены, что у него не было второй трубки?

— При нем была только одна, да к тому же чужая.

— Чужая? — удивился капитан. — А почему вы так решили?

Встав у огромного клетчатого буя, он изумленно уставился на Торндайка.

— По тому, как выглядит мундштук. На нем глубокие отметины от зубов, по сути, он прокушен насквозь. Человек, грызущий свою трубку, обычно обладает определенными физическими качествами и прежде всего хорошими зубами. Но погибший был практически беззубым.

Немного подумав, капитан произнес:

— Не вижу, какое это имеет значение.

— Разве? А меня наводит на кое-какие мысли. Вот человек, который в последний раз набивал трубку табаком определенного сорта. Когда его находят мертвым, в трубке совершенно другой табак. Откуда он взялся? Есть только одно объяснение: погибший с кем-то встречался.

— Похоже на правду.

— Далее, его поясной нож потерян. Возможно, это ничего не значит, но все же следует иметь данный факт в виду. Есть еще одно любопытное обстоятельство: на затылке у него рана от удара о какой-то предмет, покрытый морскими желудями и известковыми червями. В открытом море нет ни свай, ни платформ. Возникает вопрос: обо что он мог удариться?

— Ну, это проще простого. Тело ведь три дня трепало приливом…

— Речь идет не о трупе. Рана была получена еще при жизни.

— Вот черт! Ну, лодка могла наткнуться в тумане на бакен, и он ударился об него головой, хотя, честно говоря, такое объяснение весьма хромает. Но ничего другого я предложить не могу.

С минуту он хмуро смотрел на свои ботинки, потом обратился к Торндайку:

— У меня идея. Дело это, видно, непростое. Так что я сегодня же поплыву на маяк и постараюсь разобраться на месте. Как вы смотрите на то, чтобы поехать со мной в качестве консультантов? Отправляемся в одиннадцать, на маяке будем около трех, так что к вечеру вы сможете вернуться в город. Что скажете?

— Почему бы и нет, — с готовностью согласился я, предвкушая возможность проплыть по живописным местам в чудесный летний день.

— Отлично, мы тоже с вами, — поддержал меня Торндайк. — Джервис жаждет совершить морское путешествие, да и я не прочь размяться.

— Но это чисто техническая поездка, — уточнил капитан.

— Ничего подобного, — возразил Торндайк. — Это приятный морской вояж в вашем несравненном обществе.

— Да я вовсе не это имел в виду, — проворчал капитан. — Но если собираетесь остаться, пошлите человека за вещами, а мы завтра вечером отвезем вас обратно.

— Не будем беспокоить Полтона, — решил мой коллега. — Мы поедем на поезде из Блэкуола и заберем свои вещи сами. В одиннадцать, вы сказали?

— Около того. Если опоздаете, не страшно.

Лондонский транспорт достиг прямо-таки пугающего совершенства. Пыхтящий поезд и позвякивающая двухколесная «гондола» помогли нам пересечь город с такой скоростью, что около одиннадцати часов мы уже стояли на пристани с общим саквояжем и зеленым чемоданчиком Торндайка. У причала стоял катер, с подъемника которого свешивался полосатый цилиндрический буй. На сходнях возвышался капитан Грампас, его добродушная красная физиономия сияла от удовольствия. Буй осторожно уложили на носу, подъемник подтянули к мачте, ванты закрепили на винтовых талрепах, и катер, издав четыре ликующих гудка, развернулся, направив острый нос навстречу приливной волне.

Следующие четыре часа мы шли по Темзе, которая становилась все шире, и перед нами разворачивалась красочная панорама речных берегов. После Вулвичского плеса дым и запахи промышленных пригородов сменились свежими ароматами сельской природы. Серое нагромождение фабрик осталось позади, уступив место зелеными лугам и долинам с пятнышками пасущихся овец. У лесистых берегов стояли почтенные учебные суда, напоминая о временах дуба и пеньки, когда высокие трехпалубные парусники, красивые и величественные, как башни из слоновой кости, еще не сдались под натиском унылых серых посудин под военно-морским флагом, опустошающих карманы британских налогоплательщиков; о временах, когда моряки были морепроходцами, а не морскими механиками.

Упорно сопротивляясь приливу, катер пробирался между бесчисленными плавательными средствами: там были баржи, каботажные парусные суда, шхуны и бриги, неуклюжие грузовые пароходы с голубыми трубами, шаткие барки с крутящимися ветряками, гигантские лайнеры, которые, казалось, чуть сплющились под собственной тяжестью. За кормой проплывали Эрит и Перфлит, Гринхит и Грайс. Трубы Нортфлита, нагромождение крыш Грейвсенда, якорные стоянки и пушки морских батарей — все осталось позади, и вскоре перед нами засветилась голубизной необъятная ширь моря.

Около половины двенадцатого нас подхватил отлив, что, судя по быстрой смене пейзажей и свежему ветерку, существенно увеличило нашу скорость передвижения.

Но на море и в небесах царило летнее спокойствие. В нежной голубизне парили кудрявые облака, суда дрейфовали с повисшими парусами, большой полосатый буй с колоколом дремал на солнце над своим неподвижным отражением в воде. Набежавшая волна от нашего катера заставила его чуть качнуться и звякнуть, после чего он опять погрузился в сон.

Вскоре впереди показался вытянутый силуэт маяка на винтовых сваях, пламенеющий в лучах послеполуденного солнца. Подплыв ближе, мы различили слово «Гедлер», написанное огромными белыми буквами, и двоих мужчин на галерее, которые разглядывали нас в подзорную трубу.

— Вы туда надолго, сэр? — спросил у капитана Грампаса шкипер. — Нам ведь надо еще установить буй и забрать с северо-восточной мели старый.

— Тогда лучше оставьте нас на маяке, а когда закончите с буями, заберете на обратном пути. Я не знаю, сколько времени мы там пробудем.

Судно подошло к маяку, с него спустили шлюпку, и пара крепких матросских рук доставила нас на место.