Жорж Сименон - Мегрэ и бродяга

— Если об этом попросит его жена?

— А вы думаете, он согласится?

Это было маловероятно. Если Келлер решил уйти из дома и скитаться под мостами, то, уж конечно, не для того, чтобы теперь, после покушения на него, перейти на иждивение жены… Выйдя из лифта, госпожа Келлер озадаченно озиралась по сторонам. Мегрэ направился к ней.

— Ну, как он?

Госпожа Келлер не казалась ни встревоженной, ни взволнованной — просто чувствовала себя не в своей тарелке. Ей явно не терпелось поскорее вернуться домой, на остров Сен-Луи, к своим попугаям.

— Он абсолютно спокоен.

— Пришел в сознание?

— Полагаю, что да, хотя доказательств пока еще нет.

— Мне придется говорить с ним?

Мегрэ пропустил ее вперед. Пока она шла по сверкающему паркету, все больные провожали ее взглядом. А госпожа Келлер поискала глазами мужа, потом решительно направилась к пятой койке и остановилась в двух шагах от больного, словно еще не решив, как держаться.

Келлер смотрел на нее все тем же безразличным взглядом. Одета она была очень изящно — в бежевом костюме из легкой шерстяной ткани и элегантной шляпе. Тонкий аромат ее духов смешивался с запахами палаты.

— Вы его узнаете?

— Да, это он… Очень изменился, но это он…

Снова наступило тягостное молчание. Наконец, собравшись с духом, она решилась подойти поближе. Не снимая перчаток и нервно теребя замок сумки, она заговорила:

— Это я, Франсуа… Я всегда знала, что рано или поздно встречу тебя в подобном виде… Но, говорят, ты скоро поправишься… Мне хотелось бы тебе помочь… О чем думал Тубиб, глядя на нее отрешенным взглядом? Вот уже семнадцать или восемнадцать лет он жил в другом мире. И теперь, словно вынырнув из бездны, вновь столкнулся с прошлым, от которого сам некогда бежал.

На лице больного не отражалось ни малейшего волнения. Спокойно он смотрел на женщину, которая когда-то была его женой, потом слегка повернул голову, чтобы удостовериться, что Мегрэ еще не ушел… …Дойдя до этого места в своем рассказе, Мегрэ заметил:

— Я мог бы поклясться, что он просил меня положить конец этой очной ставке.

— Ты рассказываешь о нем так, будто давно его знаешь… А разве нет? Мегрэ никогда раньше не встречал Франсуа Келлера, но за долгие годы работы сколько подобных людей раскрывали перед ним душу в тиши его кабинета! Конечно, точно такого случая у него не было, но человеческие проблемы оставались теми же.

— Мадам Келлер не выразила ни малейшего желания побыть возле больного, — продолжал Мегрэ. — Уходя из палаты, она хотела было раскрыть сумку и достать деньги, но, к счастью, этого не сделала… В коридоре она спросила у меня: «Вы считаете, что он ни в чем не нуждается?» Я ответил, что у него все есть, но она не успокоилась: «Может, оставить для него некоторую сумму у директора больницы?.. Франсуа наверняка чувствовал бы себя лучше в отдельной палате…» — «Сейчас нет свободных палат». Она все не уходила. «Что еще от меня требуется?» — «В настоящую минуту — ничего. Я пришлю к вам инспектора, и вы подпишете бумагу, удостоверяющую, что это действительно ваш муж…» — «А зачем, раз это он и есть?» Наконец она ушла… Позавтракав, супруги засиделись за чашкой кофе. Мегрэ раскурил трубку.

— Потом ты вернулся в палату?

— Да. Несмотря на укоризненные взгляды старшей сестры…

— Тубиб по-прежнему молчал?

— Да… Говорил я один — и очень тихо: около соседа по койке хлопотал студент-медик.

— Что же ты ему сказал?

Для госпожи Мегрэ этот разговор за кофе таил в себе неизъяснимую прелесть, ибо муж, как правило, ничего не рассказывал о своих делах. Обычно он звонил ей по телефону, говорил, что не придет к завтраку или к обеду, а иногда даже — что проведет ночь у себя в кабинете или же в другом месте, и она узнавала подробности только из газет.

— Я уж не помню, что ему сказал… — смущенно улыбнулся Мегрэ. — Мне хотелось завоевать его доверие… Я говорил ему о Леа, поджидавшей меня на улице, о его вещах, которые лежат в надежном месте, о том, что он получит их, когда выйдет из больницы… Мне показалось, что это было ему приятно. Я еще сказал, что если не хочет, он может больше не встречаться с женой, что она предложила оплатить ему отдельную палату, но сейчас свободных палат нет… Наверное, со стороны это выглядело так, будто я читаю молитву. «Вас можно было бы поместить в частную клинику, но я подумал, что вы предпочтете остаться здесь», — сказал я ему.

— А он по-прежнему молчал?

— Я знаю, что это глупо, — несколько смущенно промолвил Мегрэ, — но я уверен, что Келлер одобрял мои действия. Должно быть, мы отлично понимали друг друга… Я попробовал снова заговорить о покушении. «Это произошло, когда вы спали?» — спросил я. — Все это напоминало игру в кошки-мышки. Я убежден, что он просто-напросто решил ничего не говорить. А человек, который способен столько лет прожить под мостами, способен и хранить молчание.

— Почему же он молчит?

— Не знаю.

— Может, хочет кого-нибудь выгородить?

— Не исключено.

— Кого же?

Мегрэ встал и пожал широкими плечами.

— Если бы я знал, то был бы господом богом… Мне хочется ответить тебе словами профессора Маньена:

«Я не умею творить чудеса».

— В общем, ты так ничего и не узнал?

— В общем, да…

Впрочем, Мегрэ покривил душой. У него почему-то сложилось прочное убеждение, будто он уже многое знает о Келлере. И хотя они по-настоящему еще не были знакомы, между ними уже установился некий таинственный контакт.

— В какую-то минуту… Он помедлил, словно боясь, что его обвинят в ребячестве. Но что поделаешь: должен же он выговориться!

— В какую-то минуту я вынул из кармана шарик… По правде говоря, я сделал это неумышленно: он просто оказался у меня в руке, и я решил положить его Тубибу на ладонь… Вид у меня, конечно, был весьма нелепый… А он — лишь прикоснулся к шарику — сразу его узнал. Что бы там ни говорила медсестра, я уверен, что лицо его просветлело и в глазах загорелись радостные, лукавые огоньки…

— И все же он не раскрыл рта?

— Это совсем другое дело… Ясно как божий день, что он мне не поможет… Он, по всей вероятности, твердо решил молчать, и мне придется доискиваться до сути одному… Неужели именно это обстоятельство так взволновало Мегрэ? Жена почти не помнила случая, чтобы он с таким воодушевлением, с таким увлечением расследовал какое-нибудь дело.

— Внизу меня поджидала Леа, жуя табак, который я ей дал. Я высыпал ей на руку все содержимое своего кисета.

— Ты думаешь, она что-нибудь знает?

— Если бы она знала, то рассказала бы. У таких людей чувство солидарности развито гораздо сильнее, чем у тех, кто спит под крышей… Я уверен, что они расспрашивают друг друга и параллельно со мной ведут свое маленькое следствие… Она сообщила мне один любопытный факт, который может прояснить ситуацию: оказывается, Келлер не всегда жил под мостом Мари. Он, если можно так выразиться, поселился в этом квартале всего два года назад.