Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд

— Только мисс Гильярд, — беззаботно отозвалась Гарриет. — На скамейке в профессорском саду.

— О!

— Но она правда иногда гуляет по вечерам, я и раньше видела. Наверное, она и спугнула… это самое.

— Наверное, — согласилась мисс Эдвардс. — Кстати сказать, ваш высокородный друг удивительным образом заставил ее отбросить предрассудки. Я не о том, что приветствовал вас во дворе, а о том, что приходил к ужину.

— Не стоит напускать такой таинственности, — улыбнулась Гарриет. — Думаю, все дело в том, что он знает одного человека в Италии, у которого есть библиотека.

— Так она нам и сказала, — отозвалась мисс Эдвардс.

Тут Гарриет сообразила, что о тьюторе по истории в последние дни немало судачат.

— Сама я, — продолжала мисс Эдвардс, — пообещала дать ему почитать работу о группах крови, но он пока ее не просил. Представляет интерес, правда?

— Для биолога?

Мисс Эдвардс рассмеялась:

— Ну да. Как представитель хорошей породы. Жертва имбридинга, но умный, нервный. Только я не о том.

— Тогда для женщины?

Мисс Эдвардс посмотрела на Гарриет честным, прямым взглядом:

— Да. Думаю, что для многих женщин.

Гарриет не повела бровью.

— Я про это ничего не знаю.

— Ну да, — сказала мисс Эдвардс, — вы, наверное, пишете больше про факты, а не про всякую психологию.

Гарриет поспешила согласиться с этим утверждением.

— Ладно, не важно, — сказала мисс Эдвардс и довольно сухо с ней попрощалась.

Что же такое творится, гадала Гарриет. Как ни странно, она никогда раньше не задумывалась, что другие женщины думают о Питере или что сам Питер думает о других женщинах. Быть может, это говорило о ее доверии к нему, быть может, о безразличии, но, если подумать, он ведь эталон завидного жениха.

Войдя в комнату, она первым делом достала из сумки записку и уничтожила ее, не перечитывая. При одном воспоминании она залилась краской. Неудавшаяся героическая поэма — всегда отменный фарс.

Четверг запомнился всем прежде всего яростной, долгой и совершенно неожиданной ссорой между мисс Гильярд и мисс Чилперик. Дело было после ужина в профессорском саду. Как все началось, никто не запомнил. Кто-то перемешал книжки и бумаги на столе в библиотеке, в результате чего одна претендентка на степень по истории пришла на занятие без некоторых записей. Мисс Гильярд, у которой и так было плохое настроение, восприняла это как личную обиду, весь ужин дулась и в конце концов — как только ушла ректор — разразилась потоком негодования.

— Не понимаю, почему от чужой безалаберности всегда страдают мои студенты, — заявила она.

Мисс Берроуз заметила, что, по ее мнению, они страдают не больше остальных. Мисс Гильярд пришла в ярость и принялась перечислять все несчастья студенток-историков за последние три семестра, заключив, что все это похоже на умышленную травлю.

— А если учесть, — продолжала она, — что больше всего студенток сдают историю, это важнейший предмет…

Тут мисс Чилперик вежливо заметила, что в этом году больше всего студенток сдают выпускные экзамены по английской словесности.

— Так и знала, что вы это скажете, — отрезала мисс Гильярд. — Ну да, в этом году на пару человек больше — подчеркиваю, всего на пару человек, и понятия не имею, зачем им лишний тьютор, мне-то приходится справляться в одиночку…

Тут и разразилась ссора. Мисс Гильярд, уже не сдерживаясь, перешла на личности, обвинив мисс Чилперик в дерзости, высокомерии, недобросовестности, некомпетентности и стремлении привлечь к себе внимание. Дикость всех этих упреков попросту ошарашила бедную мисс Чилперик. Строго говоря, никто вообще не понимал, что происходит, — кроме разве что мисс Эдвардс, которая сидела, усмехаясь, и вязала себе джемпер из шелковой пряжи. Вскоре шквал критики обрушился уже на жениха мисс Чилперик — его академические достижения мисс Гильярд разнесла в пух и прах.

Мисс Чилперик поднялась, дрожа от возмущения.

— Вы не в себе, мисс Гильярд, — сказала она. — Мне все равно, что вы говорите обо мне, но я не позволю вам оскорблять Джейкоба Пепперкорна. — Она запнулась, пытаясь выговорить фамилию жениха. (Мисс Гильярд злобно ухмыльнулась.) — Мистер Пепперкорн — превосходный ученый, — продолжала мисс Чилперик, грозная, как разгневанный ягненок, — и я не позволю…

— Рада от вас это слышать, — произнесла мисс Гильярд. — Я б на вашем месте им и довольствовалась.

— Я вас не понимаю! — вскричала мисс Чилперик.

— Пускай мисс Вэйн вам объяснит.

И мисс Гильярд удалилась.

— Господи! — воскликнула мисс Чилперик, обернувшись к Гарриет. — Что она имела в виду?

— Понятия не имею, — ответила Гарриет.

— Я тоже, но кое о чем догадываюсь, — сказала мисс Эдвардс. — Знаете, если принести динамит на пороховой завод, то ждите взрыва. — Пока Гарриет пыталась вспомнить, о чем напоминает ей это сравнение, мисс Эдвардс продолжала: — Если в ближайшие несколько дней кто-нибудь не обнаружит причину всех этих беспорядков, ждите убийства. Уже сейчас мы на ножах — а что же будет к концу триместра? Надо было сразу звать полицию — если б я тогда была в колледже, я бы настояла. Нам бы тут не помешал тупой благонамеренный сержант — хоть для разнообразия.

С этими словами она тоже удалилась, а оставшиеся недоуменно уставились друг на друга.

Гарриет оказалась совершенно права в своих догадках об Уилфриде. Четыре дня подряд она то и дело садилась его изменять и очеловечивать и наконец, проведя за этим занятием крайне неплодотворное утро, пришла к неутешительному выводу: всю книгу придется переписать заново. Уилфрид с его муками и человечностью теперь зиял кровавой раной на фоне плоских и пустых персонажей. Более того, устранив из действий своего героя психологически неправдоподобные мотивы, Гарриет обнаружила, что от сюжета отломился солидный ломоть — и сквозь образовавшуюся дыру уже виднелись хитросплетения новой, сложной и захватывающей, интриги. Пока же Гарриет бесцельно смотрела на витрину антикварной лавки. Уилфрид становился все больше похож на так полюбившиеся ей шахматные фигурки. Заглянешь к нему внутрь — а там чувства, мастерски сделанный резной шарик, покрутишь шарик в руках, а под ним — еще один, а там и третий.

Позади стола, на котором стояли шахматы, располагался яковианский буфет из черного дуба, и гладкая полированная поверхность вдруг смутно отразила знакомые черты — будто «призрак Пеппера». [262] Так называется техника создания оптических эффектов, получившая широкое распространение в середине XIX века благодаря Джону Генри Пепперу. С помощью специальных линз Пеппер создавал иллюзию, будто предметы исчезают, кажутся прозрачными, просвечивают один через другой.