Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд

— Что ж, надеюсь вас увидеть в следующем триместре. Вы же не бросите мисс Лидгейт, пока ее гранки в руках у наборщиков?

— Мне и на каникулы ее бросать страшно. Она очень недовольна главой о Джерарде Мэнли Хопкинсе. [159] Джерард Мэнли Хопкинс (1844–1889) — английский поэт и католический священник, один из крупных поэтов Викторианской эпохи, известный, в частности, своими экспериментами над просодией стиха. Хопкинс учился в Оксфорде, где познакомился с уже упоминавшимся здесь поэтом Р. Бриджесом. Бриджес впоследствии и опубликовал его наследие. Думает, что подошла к нему не с той стороны.

— О нет!

— Боюсь, что «о да». Ладно, с этим мы, надеюсь, разберемся. А с остальным — посмотрим.

Гарриет уезжала из Оксфорда после ланча. Когда она уже укладывала чемодан в машину, к ней подошел Паджетт.

— Простите, мисс, но декан просила вам показать. Это нашли сегодня в камине у мисс де Вайн.

Гарриет уставилась на обгоревшие листы. Из рекламных колонок были вырезаны отдельные буквы.

— Мисс де Вайн еще в колледже?

— Нет, мисс, уехала поездом в 10.10.

— Спасибо, Паджетт. Газету я возьму с собой. Скажите, а мисс де Вайн часто читает «Дейли трампет»?

— Не сказал бы, мисс. Скорее «Таймс» или «Телеграф». Но это нетрудно выяснить.

— Разумеется, газету в камин мог подкинуть кто угодно. Это ничего не доказывает. Но очень хорошо, что вы мне ее показали. Всего доброго, Паджетт.

— Всего доброго, мисс.

Лондон показался ей удивительно пустым и неинтересным. Тем не менее Гарриет все время была занята. Она встретилась со своим агентом и с издателем, подписала контракт на книжную серию; узнала подоплеку ссоры между владельцем газеты лордом Гобберсли и рецензентом Эдрианом Клутом; с жаром высказала свое мнение о тройной распре между студией цветных кинофильмов «Гаргантюа Продакшнз Лимитед», актером Гарриком Друри и миссис Снелл-Уилмингтон, автором пьесы «Пирог с незабудками»; вникла в детали чудовищного судебного иска, который мисс Шугар Тубин подала против «Дейли Хедлайн», и, конечно, страстно заинтересовалась новостью о том, что Жаклин Сквилс выставила на всеобщее поругание мерзкие привычки и скверный характер второго бывшего мужа в своем новом романе «Газовые лампы». Однако, как ни странно, все эти занятия не слишком ее развлекли.

К тому же детектив как-то забуксовал. У нее было пять подозреваемых, удобно заточенных на старой водяной мельнице, которую можно было покинуть только одним способом — через деревянный мост, и все они были снабжены мотивами и алиби для бодряще оригинального убийства. В общем, у повествования не было никаких принципиальных недостатков. Но сложные перемещения и взаимоотношения пятерых персонажей начинали образовывать неестественную, невероятную симметрию. Они были не похожи на настоящих людей, и их проблемы ничем не напоминали настоящие проблемы. В реальной жизни Гарриет окружали две сотни человек, которые бегали туда-сюда по колледжу, словно кролики, делали свою работу, жили свою жизнь, руководствуясь мотивами, неведомыми даже им самим, и среди всей этой кутерьмы приходилось иметь дело не с понятным простым убийством, а с бессмысленным и необъяснимым безумием.

И как можно понять мотивы и чувства других людей, когда свои собственные остаются тайной? Как можно первого апреля с раздражением ожидать письма, а потом почувствовать испуг и обиду, когда это письмо не пришло с первой почтой? Весьма вероятно, письмо отправилось в Оксфорд. И срочности никакой нет, поскольку заранее известно, что будет в письме и каков будет ответ, но невыносимо ведь вот так сидеть и ждать.

Дзынь. Входит секретарша с телеграммой (может быть, это оно). Многословное и ненужное послание от представительницы американского журнала, сообщающее, что та вскоре прибывает в Англию и хотела бы поговорить с мисс Вэйн о публикации ее рассказа. С сердечным приветом. И за каким чертом об этом разговаривать? Люди пишут рассказы не затем, чтобы о них разговаривать. Дзынь. Вторая почта. Письмо с итальянской маркой. (Наверняка задержали при сортировке.) Благодарю вас, мисс Брэйси. Придурок с чудовищным английским хотел бы переводить произведения мисс Вэйн на итальянский. Не могла бы мисс Вэйн проинформировать автора письма, каких произведений она сочинитель? Вот все переводчики такие — ни английского, ни разума, ни толку. Гарриет емко высказала все, что она о них думает, попросила мисс Брэйси передать письмо агентам и продолжила диктовку:

— Уилфрид уставился на платок. Откуда он взялся в спальне Винчестера? Со странным чувством…

Телефон. Подождите минутку, пожалуйста. (Не может быть. Было бы нелепо тратить такие деньги на звонок из-за границы.)

— Алло! У телефона. О?

Могла бы и догадаться. Реджи Помфрет всегда отличался этаким вкрадчивым упорством. Не соизволит ли мисс Вэйн… не соблаговолит ли мисс Вэйн смириться с его обществом на время ужина и спектакля в «Палладиуме»? Сегодня вечером? Завтра вечером? Каким угодно вечером? Прямо сегодня? Мистер Помфрет потерял дар речи от радости. Благодарю. Гудки. Так на чем мы остановились, мисс Брэйси?

— Со странным чувством…

— Ах да, Уилфрид. Ему очень неприятно обнаружить платок своей невесты в спальне убитого. Мучительно. Со странным чувством… Что бы вы почувствовали в подобных обстоятельствах, мисс Брэйси?

— Я бы решила, что в прачечной ошиблись.

— Ох, мисс Брэйси. Давайте скажем, это был кружевной платок. Винчестер бы вряд ли принял кружевной платочек за свой, даже если бы его прислали из прачечной.

— Но разве Ада стала бы пользоваться кружевным платком, мисс Вэйн? Она ведь такого мальчишеского, спортивного типа. И на ней не вечернее платье, а твидовый костюм — вы говорили, это важно.

— И правда. Тогда пускай платок будет не кружевным, но маленьким. Простой, но хорошего качества. Где у нас там описание платка? Ох, боже мой! Нет, я сама отвечу! Да? Да? Да! Нет, вряд ли. Спросите моих агентов. До свидания. Какой-то клуб хочет провести дискуссию «Должны ли гении вступать в брак?». Вряд ли этот вопрос лично касается кого-то из членов клуба, непонятно, чего им так беспокоиться. Да, мисс Брэйси? Уилфрид? К черту Уилфрида! Я начинаю ненавидеть этого человека.

Когда настало время чая, Уилфрид настолько отбился от рук, что Гарриет в ярости отложила диктовку и отправилась на литературный коктейль. Комната, в которой проходило мероприятие, была невыносимо душной и забитой людьми. Все собравшиеся авторы обсуждали (а) издателей, (б) агентов, (в) продажи своих книг, (г) продажи чужих книг и (д) необъяснимое поведение жюри конкурса «Книга момента», которое присудило свою эфемерную корону роману Таскера Хеппелуэйтера «Черепаха Квази». Один из заслуженных членов жюри заявил, что он закончил читать эту книгу, обливаясь слезами. [161] Черепаха Квази, персонаж сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес», тоже постоянно обливался слезами. Автор «Зуба змеи» доверительно шепнул Гарриет за petite saucisse [162] Маленькие колбаски (фр.), закуска к аперитиву. и стаканчиком хереса, что это были слезы неодолимой скуки, но автор «Сумрака и трепета» предположил, что это могли быть слезы безудержного веселья, поскольку в книге много ненамеренного комизма, — а вы когда-нибудь встречали Хеппелуэйтера? Очень сердитая молодая женщина, чей роман обошли вниманием, объявила, что вся эта премия — непристойный фарс. «Книгу момента» выбирали из списка каждого издательства по очереди, и ее «Ариадну Адамс» автоматически исключили из конкурса, поскольку очередь ее издательства была в прошлом январе. Писательница тем не менее получила достоверную информацию, что критик «Морнинг стар» рыдал как дитя над последней сотней страниц «Ариадны» и наверняка сделал бы ее «книгой недели», если бы только издатель согласился купить в газете рекламный блок. Автор «Выжатого лимона» поддакнул, что во всем виновата реклама: вы слышали, как «Дейли флэшлайт» пыталась шантажировать Хамфри Квинта, чтоб он им давал рекламу? И как, когда тот отказался, его грозно спросили: «Вы понимаете, что теперь будет, мистер Квинт?» И как с тех пор ни одна книга Квинта не удостоилась даже рецензии на страницах «Дейли флэшлайт»? А Квинт рассказал об этом «Морнинг стар», и в результате его продажи возросли на 50 процентов? Ну или, во всяком случае, как-то фантастически возросли. Но автор «Павильона алых слез» сказал, что для премии «Книга момента» важнее всего Личные Связи — ведь все, конечно, помнят, что Хеппелуэйтер женился на сестре последней жены Уолтона Стробери? Автор «Бесподобного дня» согласился насчет связей, но добавил, что не стоит сбрасывать со счетов политику, потому что в «Черепахе Квази» есть серьезная антифашистская пропаганда, а все знают, что старый Жерех Фортескью всегда рад уесть чернорубашечников.