Дороти Сэйерс - Сильный яд

— Может быть, вы просто зачитаете отрывок? — предложил Уимзи.

— Да, да, конечно. Одну минуту. Вот: «Отец, теперь твое нравственное чувство будет удовлетворено, ибо я намерен, как говорят добрые люди, официально оформить отношения». Бедный мой мальчик, он часто бывал легкомыслен в выражениях, но сердце у него было доброе. Боже мой. Да, так вот: «Моя избранница просто прелесть, и я решил сделать все честь по чести. Она и правда этого заслуживает, так что, когда мы заживем как полагается, ты, надеюсь, и к ней станешь относиться по-отечески. Не буду тебя просить провести церемонию — ты, верно, понимаешь, мне больше подходит регистрационное бюро; она, как и я сам, была воспитана в духе благочестия и все же, по-моему, совсем не стремится услышать „глас, над Эдемом прозвучавший“. [33] Строка из свадебного гимна, написанного Джоном Киблом (1792–1886), английским религиозным деятелем и поэтом. Я сообщу тебе о времени, чтобы ты, если пожелаешь, мог прийти и благословить нас (qua отец, если не qua священник)». Видите, лорд Питер, он серьезно собирался сделать все как следует, и я был так тронут, что он попросил меня прийти.

— Похоже на то, — сказал Уимзи, подумав про себя: «Если бы этот тип был жив, с каким удовольствием я бы из него душу вытряс».

— И есть другое письмо, в котором говорится, что свадьба разладилась. Вот оно: «Дорогой отец, прости, но мне придется с благодарностью вернуть тебе поздравления. Свадьбы не будет, а невеста сбежала. Не хочу вдаваться в подробности. Гарриет выставила на посмешище и себя, и меня, так что говорить больше не о чем». Позже я узнал, что какое-то время он неважно себя чувствовал, но это вам и так известно.

— Он не делился с вами предположениями о причинах своей болезни?

— Нет, мы были уверены, что это застарелый гастрит. Он никогда не был особенно здоровым мальчиком. Из Харлека он с большим воодушевлением писал, что ему гораздо лучше, и говорил о своих планах отправиться на Барбадос.

— Правда?

— Да. Я подумал, это пойдет ему на пользу и поможет развеяться. Но об этой поездке он говорил очень неопределенно, ничего еще не было решено.

— Он еще когда-либо упоминал мисс Вэйн?

— Ни разу, кроме того дня перед смертью.

— Как вы думаете, что он тогда имел в виду?

— Я не знал, что и думать. Разумеется, тогда никто еще не предполагал отравления, и я решил, что его слова относятся к их ссоре, вызвавшей разрыв.

— Понимаю. Хорошо, мистер Бойз. Если исключить возможность самоустранения…

— Он бы никогда этого не сделал.

— Тогда мог ли кто-то желать его смерти?

— Но кто?

— Скажем, другая женщина?

— Об этом мне ничего не известно. Если бы появилась другая женщина, я бы знал. Он не делал из этого тайны, лорд Питер. Филипп всегда был в высшей степени прям и откровенен.

«Да уж, этот любил похвастаться победами. Лишь бы языком молоть. Черт бы его побрал», — подумал лорд Питер. А вслух сказал:

— Это не единственный вариант. К примеру, он не оставил завещания?

— Оставил. Хотя ему и завещать-то было почти нечего. Его книги очень глубокие, у моего мальчика был такой блестящий ум, лорд Питер, но больших денег они не приносили. Он жил на скромное содержание, которое получал от меня, и на то, что зарабатывал статьями в журналах.

— Но ведь он должен был кому-то оставить свои авторские права?

— Да. Сначала он хотел оставить их мне, но я был вынужден сказать, что не могу их принять. Видите ли, я не одобрял его взглядов и потому посчитал, что не имею права благодаря им обогащаться. Права он завещал мистеру Вогену.

— О! А можно спросить, когда было составлено завещание?

— Оно относится ко времени его поездки в Уэльс. Думаю, что ранее он назначил наследницей мисс Вэйн.

— Наверняка! — воскликнул Уимзи. — Думаю, она об этом знала. — Мысленно сопоставив противоречивые факты, он добавил: — Но в любом случае вряд ли это была крупная сумма?

— Что вы, нет. Моему сыну едва ли удавалось получить со своих книг пятьдесят фунтов в год. Хотя я слышал, — заметил он, грустно улыбнувшись, — что после случившегося его новую книгу ждет успех.

— Вполне возможно, — согласился Уимзи. — Главное — попасть в газеты, а причины любезную публику не волнуют. И все же… хотя нет. Как я понимаю, он не мог завещать никаких личных денежных средств?

— Ни пенса. Моя семья, лорд Питер, всегда была небогата, как и семья моей супруги. Мы те самые церковные мыши, — сказал он, улыбнувшись этой невинной церковной шутке. — Если не считать Креморны Гарден.

— Кого, простите?

— Тетки моей жены, актрисы Креморны Гарден — в шестидесятые она была даже слишком известна.

— Боже мой, та самая актриса?

— Да. Но ее имени в нашей семье, конечно, никогда не упоминали. Никто не пытался разузнать, каким способом она получила состояние. Думаю, она была не хуже прочих, но нас в то время легко было шокировать. Мы не виделись с ней уже больше пятидесяти лет и ничего о ней не слышали. Она сейчас, должно быть, совсем впала в детство.

— Вот это да! Я и не думал, что она до сих пор жива.

— Жива, я полагаю, хотя сейчас ей, наверное, за девяносто. И Филипп, конечно, никогда не получал от нее денег.

— Что ж, значит, деньги отпадают. Ваш сын, случайно, не застраховал свою жизнь?

— Мне об этом неизвестно. Насколько я знаю, среди его бумаг не нашли полиса, и никто до сих пор не заявлял о своих правах.

— Он не оставил долгов?

— Очень незначительные. Неоплаченные счета в лавках и все в том же роде. Вместе не больше пятидесяти фунтов.

— Благодарю вас от всей души, — сказал Уимзи, поднимаясь. — Вы очень помогли мне прояснить картину.

— Боюсь только, вы не узнали ничего нового.

— Как бы там ни было, теперь я знаю, где искать не нужно, — сказал Уимзи, — а это поможет сберечь время. Вы страшно добры, что уделили мне столько внимания.

— Пустяки. Обращайтесь, если у вас еще возникнут вопросы. Я буду рад больше всех, если эту несчастную девушку оправдают.

Уимзи снова поблагодарил его и откланялся. Он уже проехал целую милю, когда в голову ему пришла запоздалая мысль. Круто развернув «миссис Мердл», он погнал ее обратно к церкви, где с некоторым трудом затолкал пачку казначейских билетов в ящик с надписью «На нужды церкви», после чего отправился в город.

Пока Уимзи ловко лавировал среди других машин в Сити, его посетила идея, и, вместо того чтобы поехать домой, на Пикадилли, он свернул на одну из улиц южнее Стрэнда, где располагался офис гг. Гримсби и Коула, издателей Филиппа Бойза. После недолгою ожидания его проводили в кабинет мистера Коула.

Мистер Коул, крепкий и жизнерадостный господин, был заинтригован, узнав, что знаменитый лорд Питер Уимзи интересуется делами не менее знаменитого мистера Бойза. Уимзи заявил, что, как коллекционер первых изданий, хотел бы приобрести все произведения Бойза. Мистер Коул сокрушенно ответил, что ничем не может помочь, и под воздействием дорогой сигары разоткровенничался.