Филлис Джеймс - Первородный грех

Время от времени кто-нибудь из них отправлялся звонить Клаудии Этьенн. Из следовавших за этим разговоров Мэнди могла понять, что Клаудии нет дома. Можно было попытаться позвонить по другому номеру, но Де Уитт сказал:

— Лучше оставим это. Дозвонимся ей позже. Она все равно ничего не смогла бы здесь сделать.

Наконец Франсес и Габриел ушли готовить кофе, а с Мэнди остался Джеймс. Он спросил, где она живет. Она объяснила. Он сказал, что, по его мнению, ей не следует сегодня возвращаться в пустой дом. Будет ли кто-нибудь там, когда она вернется? Мэнди, солгав, чтобы избежать объяснений и лишнего беспокойства, заверила его, что будет. После этого он уже не смог придумать, что бы такое еще спросить, и они сидели молча, прислушиваясь к негромким звукам, доносившимся из кухни. Мэнди подумала, что это напоминает ожидание неприятного сообщения в больнице, как это было, когда они с матерью ждали врача во время последней бабушкиной операции. Они сидели в скудно обставленной, безликой комнате, в недружелюбном молчании, каждая — на самом краешке стула, чувствуя себя так неловко, словно не имели права вообще там находиться. Они сидели так, зная, что где-то, невидимые им и неслышимые, специалисты по жизни и смерти занимаются своим таинственным делом, а сами они, бессильные что-либо сделать, способны лишь ждать. Однако на этот раз ожидание было недолгим. Едва они успели допить кофе, как услышали ожидаемый звонок в дверь. Не прошло и минуты, как к ним присоединились инспектор Мискин с инспектором Аароном. У обоих были в руках чемоданчики вроде дипломатов, только побольше. «Интересно, это у них для расследования убийств такие?» — подумала Мэнди.

— Мы поговорим подробнее, когда получим результаты ПМ, — сказала инспектор Мискин. — А сейчас — просто несколько вопросов. Кто ее обнаружил?

— Я, — ответила Мэнди и пожалела, что все еще сидит за обеденным столом, перед грязной пустой тарелкой. Такое свидетельство ее аппетита выглядело как-то неприлично. И чего спрашивает, подумала она с неприязнью, знает же прекрасно, кто ее обнаружил.

Теперь заговорил инспектор Аарон:

— А что вы там делали? Вряд ли вы работали в такое позднее время?

— Я не работала. — Мэнди почувствовала, что ее голос звучит раздраженно, и взяла себя в руки. Очень коротко она рассказала им о событиях этого злосчастного вечера.

— А когда вы нашли свой кошелек именно там, где рассчитывали, что заставило вас пойти к реке? — спросила инспектор Мискин.

— Откуда я знаю? Может, потому, что она рядом. — Подумав, она добавила: — Хотела на часы взглянуть. У реки светлее.

— И вы никого не видели и не слышали, ни в тот момент, ни когда приехали?

— Слушайте, если б кого видела или слышала, я бы уже об этом вам сказала. Никого я не видела и не слышала, только вот лист бумаги на ограде. Так что я подошла посмотреть — и тут увидела на земле сумку, у самого низа ограды, и ремешки, они вниз, в реку, уходили. Ну а когда в воду посмотрела, то и обнаружила то, что обнаружила. Вот и все.

— Это в человеческой природе заложено — стремление посмотреть на реку, — тихим голосом вступила в разговор Франсес Певерелл. — Я всегда иду к реке, если оказываюсь поблизости. Вы считаете, что мисс Прайс должна ответить еще на какие-то вопросы? Она рассказала все, что знает. Ей пора домой. То, с чем ей пришлось столкнуться, просто ужасно.

Инспектор Аарон даже не взглянул на нее, а инспектор Мискин снова заговорила, но более мягким тоном:

— Вы помните, в какое время вернулись к Инносент-Хаусу?

— Двадцать минут девятого. Я посмотрела на часы, когда подошла к реке.

— Вам довольно далеко пришлось ехать обратно из «Белой лошади», — сказал инспектор Аарон. — Вы не подумали, что можете позвонить мисс Певерелл или мистеру Донтси и попросить их поискать кошелек?

— Я позвонила. У мистера Донтси никто не ответил, а у мисс Певерелл был включен автоответчик.

— Я иногда включаю его, когда у меня гости, — объяснила Франсес Певерелл. — Джеймс приехал сюда на такси чуть позже семи, а мистер Донтси, я полагаю, был в это время в пабе с Сидни Бартрумом.

— Он так нам и сказал. Может быть, кто-то из вас заметил или услышал что-нибудь необычное, например, какие-то звуки с Инносент-лейн?

Они переглянулись. Франсес Певерелл сказала:

— Не думаю, что мы смогли бы услышать что-либо, во всяком случае, из этой комнаты. Я была на кухне — зашла ненадолго, приготовить салат. Я всегда делаю это в последний момент. Окно там выходит на Инносент-лейн, и оттуда я могла бы услышать такси, если водитель высадил ее у входа в Инносент-Хаус. Но я ничего не слышала.

— Я не слышал такси, — сказал Джеймс Де Уитт, — и ни я, ни мисс Певерелл после моего приезда сюда не видели и не слышали ничего и никого на Инносент-лейн. С реки доносились привычные звуки, но и они были приглушены занавесями. Я думаю, чуть раньше вечером слышался какой-то шум, но не припомню, когда именно. Ничего настолько необычного, чтобы заставить нас выйти на балкон и посмотреть, что происходит, совершенно точно не было. К шумам на реке привыкаешь.

Снова заговорил инспектор Аарон:

— Как вы приехали сегодня сюда, сэр? На машине?

— На такси. Я не вожу машину в Лондоне. Мне следовало вам еще раньше сказать, что я приехал из дома. На работе я сегодня не был. Ходил к зубному врачу.

Неожиданно Франсес Певерелл спросила:

— А что было в ее сумке? Она казалась очень тяжелой.

— Сумка и в самом деле тяжелая. Вот почему.

Кейт Мискин взяла у инспектора Аарона прозрачный мешок и вытряхнула на стол содержимое наплечной сумки. Все молча следили, как она расстегивает застежки. Рукопись была переплетена в мягкую обложку из голубого картона с именем автора — Эсме Карлинг и названием «Смерть на Райском острове», а поперек обложки шла надпись красной тушью и с тремя восклицательными знаками: «Отвергнута — после тридцати лет!!!»

— Значит, она принесла рукопись с собой, вместе с прощальным письмом! — сказала Франсес Певерелл. — Каждый из нас по-своему виноват перед ней. Мы должны были проявить к ней больше доброты. Но убить себя… Да еще таким образом! Бедная женщина.

Она отвернулась. Джеймс Де Уитт шагнул поближе к ней, но остановился, не прикасаясь. Обернувшись к инспектору Мискин, он спросил:

— Послушайте, разве так уж необходимо продолжать этот разговор именно сегодня? Мы все потрясены, да вроде бы и сомнений никаких нет?

Инспектор Мискин уложила рукопись в сумку и спокойно сказала:

— Сомнения всегда есть, пока мы не знаем фактов. Когда мисс Карлинг узнала, что издательство отвергло ее роман?

— Миссис Карлинг, — поправил ее Де Уитт, — она вдова. Некоторое время тому назад она развелась, но ее муж вскоре умер. Она узнала об отказе утром, в тот день, когда умер Жерар Этьенн. Она пришла в издательство поговорить с ним, но мы все были на совещании, а ей надо было ехать в Кембридж, на встречу с читателями — книги подписывать. Но все это вы уже знаете.