Агата Кристи - Смерть приходит в конце

Молчание всех словно парализовало. Затем в порыве ярости с места сорвался Себек.

— В чем дело? Что стало известно отцу? Кто это ему насплетничал? Мы этого не потерпим! Отец не имеет права лишать нас наследства и отдавать все свои владения наложнице!

— По закону он волен распоряжаться своим имуществом как ему заблагорассудится, — мягко объяснил Хори, — хотя, конечно, пойдут разные разговоры и его будут обвинять в несправедливости.

— Она околдовала его! Эта вечно улыбающаяся змея заворожила отца! — кричал Себек.

— Невероятно… Не могу поверить, — бормотал вконец потрясенный Яхмос.

— Отец сошел с ума! — выкрикнул Или. — Эта женщина настроила его даже против меня!

— Имхотеп, по его словам, скоро вернется, — спокойно сказал Хори. — К тому времени его гнев, возможно, остынет; не думаю, что он поступит так, как пишет.

В ответ раздался короткий и неприязненный смех. В дверях, ведущих на женскую половину, стояла Сатипи и, глядя на них, смеялась.

— Значит, нам остается только ждать и надеяться, о мудрый наш Хори?

— А что еще? — растерянно произнес Яхмос.

— Что еще? — возвысила голос Сатипи. И выкрикнула:

— Что течет в ваших жилах? Кровь или молоко? Яхмос, насколько мне известно, не мужчина. Но ты, Себек, ты тоже не знаешь средства избавиться от этой нечисти? Нож в сердце, и эта женщина навсегда перестанет причинять нам зло.

— Сатипи, — вскричал Яхмос, — отец нам этого никогда не простит!

— Это ты так считаешь. А я считаю, что мертвая наложница совсем не то, что живая. Как только она умрет, он снова обратится всем сердцем к своим сыновьям и внукам. И, кроме того, откуда он узнает, что было причиной ее смерти? Можем сказать, что ее ужалил скорпион. Мы ведь все заодно, не так ли?

— Отец узнает. Хенет ему скажет, — возразил Яхмос.

Сатипи истерически захохотала.

— Благоразумный Яхмос! Тихий и осторожный Яхмос! Это тебе следовало бы приглядывать за детьми и выполнять прочие женские обязанности в доме. Помоги мне, о Себек! Я замужем за человеком, в котором нет ничего мужского. А ты, Себек, ты ведь всем рассказываешь, какой ты храбрый и решительный! Клянусь богом Ра, во мне больше мужества, чем в любом из вас.

Она повернулась и скрылась внутри дома.

Кайт, которая стояла за ее спиной, сделала шаг вперед.

— Сатипи верно говорит, — глухим дрожащим голосом сказала она. — Она рассуждает, как настоящий мужчина, а вы, Яхмос, Себек и Ипи, только сидите сложа руки. Что будет с нашими детьми, Себек? Их вышвырнут на улицу умирать с голоду. Обещаю вам, если вы ничего не предпримете, тогда за дело возьмусь я. Вы не мужчины.

И, повернувшись, тоже скрылась в женской половине дома. Себек вскочил на ноги.

— Клянусь Девяткой богов Эннеады [19], Кайт права. Это дело мужчин, а мы только болтаем и в растерянности пожимаем плечами.

И он решительно направился к выходу.

— Себек! Куда ты, Себек? — вдогонку ему крикнул Хори. — Что ты собираешься делать?

Прекрасный в своей ярости, Себек отозвался:

— Не знаю, но что-нибудь придумаю. А уж то, что надумаю, сделаю с удовольствием.

Ренисенб выскочила из дому на галерею и остановилась на мгновенье, прикрыв глаза от слепящих лучей солнца.

Ее мутило и трясло от какого-то непонятного страха. Она твердила про себя одни и те же слова:

«Я должна предупредить Нофрет… Я должна предупредить ее…»

За ее спиной еще слышались мужские голоса:

Хори и Яхмос убеждали в чем-то друг друга, их слова были почти неразличимы, зато звенел по-мальчишески высокий голос Ипи:

— Сатипи и Кайт правы; у нас в семье нет мужчин! Но я мужчина. Если не возрастом, то сердцем. Нофрет смеется и глумится надо мной, она обращается со мной, как с ребенком. Я докажу ей, что давно уже не ребенок. Мне нечего опасаться отцовского гнева. Я знаю отца. Он околдован, эта женщина заворожила его. Если ее не будет, его сердце снова обратится ко мне, да, ко мне! Я его любимый сын. Вы все смотрите на меня как на ребенка, но я докажу вам, чего стою. Увидите!

Выбежав из дому, он столкнулся с Ренисенб и чуть не сбил ее с ног. Она схватила его за рукав.

— Ипи! Ипи, куда ты!

— К Нофрет. Она узнает, каково смеяться надо мной!

— Подожди! Успокойся. Нельзя действовать необдуманно.

— Необдуманно? — Ипи презрительно расхохотался. — Ты похожа на Яхмоса. Благоразумие! Осторожность! Ничего нельзя делать, не подумав! Яхмос — древняя старуха, а не мужчина. Да и Себек — только на словах молодец. Пусти меня, Ренисенб!

И выдернул у нее из рук свой рукав.

— Где Нофрет?

Хенет, только что появившаяся в дверях дома, промурлыкала:

— Дурное дело вы затеяли, дурное. Что станется со всеми нами? Что скажет моя любимая госпожа?

— Где Нофрет, Хенет?

— Не говори ему, — выкрикнула Ренисенб. Но Хенет уже отвечала:

— Она пошла задним двором. Туда, на поля, где растет лен.

Ипи бросился обратно в дом.

— Зачем ты ему сказала, Хенет? — укорила ее Ренисенб.

— Ты не доверяешь старой Хенет. Ты всегда отказывала мне в доверии. — Обида явственно зазвучала в ее ноющем голосе. — А бедная старая Хенет знает, что делает. Надо, чтобы мальчишка остыл,. Ему не найти Нофрет возле тех полей. — Она усмехнулась. — Нофрет здесь, в беседке.., с Камени. — И она кивнула в сторону водоема, повторив с явным удовольствием:

— С Камени…

Но Ренисенб уже шла через двор.

От водоема навстречу матери бежала Тети. Она тянула за веревочку своего деревянного льва. Ренисенб схватила ее на руки и, когда прижала к себе, поняла, какая сила движет поступками Сатипи и Кайт. Эти женщины защищали своих детей.

— Мне больно, пусти меня, — закапризничала Тети.

Ренисенб опустила девочку на землю. И медленно двинулась в сторону беседки. У дальней стены ее стояли Нофрет и Камени. Когда Ренисенб приблизилась, они повернулись к ней.

— Нофрет, я пришла предостеречь тебя, — быстро проговорила Ренисенб. — Будь осмотрительна. Береги себя.

По лицу Нофрет скользнула презрительная улыбка.

— Собаки, значит, завыли?

— Они очень рассердились и могут причинить тебе зло.

Нофрет покачала головой.

— Никто из них не способен причинить мне зла, — с уверенностью изрекла она. — А если попытаются, я тотчас же сообщу Имхотепу, и он найдет способ, как их наказать. Что они и сами поймут, если как следует призадумаются. — Она рассмеялась. — Как глупо они себя вели, оскорбляя и обижая меня разными пустяками! Ведь они только играли мне на руку!

— Значит, ты все это предусмотрела? — спросила Ренисенб. — А я-то жалела тебя — мне казалось, что мы поступаем плохо. Больше мне тебя не жаль… По-моему, ты дурная женщина. Когда в судный час тебе придется каяться в грехах перед сорока двумя богами — Владыками справедливости [20], ты не сможешь сказать: «Я не творила дурного», как не сможешь сказать: «Я не вожделела чужого богатства». И когда твое сердце положат на чашу весов, она перетянет другую чашу — кусочек правды, чаша с сердцем резко пойдет вниз.