Шарлотта Брандиш - Леди из Фроингема [publisher: SelfPub]

Сглотнув, Оливия хрипло спросила, указывая на жуткую куклу:

– Где вы это нашли?

– Здесь, – старший показал куда-то себе за плечо. – Мы играли и нашли её за загородкой, в соломе. Мы не должны были её трогать, да? Это ваше? – речь мальчика была правильной и чёткой, почти без акцента.

Оливия отрицательно покачала головой и тут же чуть не вскрикнула от пронзившей шею резкой боли.

– Нет, она мне не принадлежит. Но я хотела бы узнать, кто её хозяин, – Оливия улыбнулась, чтобы не напугать детей излишней серьёзностью.

Мальчишки пожали плечами, а младший, прикрыв обеими ладошками рот, спрятался за старшего брата и смотрел на растрёпанную Оливию из-за его плеча, испуганно тараща глаза.

Чай в соответствии с указаниями Виктории Понглтон (которая уже вполне освоилась в роли хозяйки Мэдлингтона и нагружала прислугу, как могла) накрыли в саду, в спасительной тени старого дуба. Для этого пришлось вынести плетёную мебель из оранжереи, вычистить её от пыли и заменить выгоревшие на солнце полосатые сиденья разномастными подушками, на которые сверху набросили всё, что отыскали в сундуках леди Элспет – яркие стёганые покрывала, индийские шали и отрезы тканей, предназначавшиеся когда-то в дар супругам арендаторов.

Стремясь произвести благоприятное впечатление на баронессу и зарекомендовать себя перед новой хозяйкой наилучшим образом, Хигнетт собственными руками срезал в оранжерее цветы для букетов и бдительно проверил, чтобы Анна как следует накрыла на стол, переоделась в свежий передник и вообще привела себя в подобающий вид. Отголоски их ругани, причиной которой стал категоричный отказ горничной надевать белоснежную наколку, застала Оливия, которая, стараясь не наступать на больную ногу, прибыла первой.

С осторожностью опустившись на стул, она на минуту прикрыла глаза, чтобы унять головную боль.

– Что с вами, мисс Адамсон? Вам нездоровится? – с искренней обеспокоенностью спросила Присцилла, наклонившись к ней так близко, что Оливия увидела золотистые искорки на радужке её глаз.

– Ничуть. Со мной всё хорошо, миссис Понглтон, – Оливия улыбнулась ей так бодро, как сумела. – Немного не рассчитала свои силы, только и всего. Сад Мэдлингтон-Касл так великолепен, что я слишком увлеклась прогулкой, не обращая внимания на жару, и вот, поплатилась за это, – со смехом заключила она.

– Жара и вправду стоит несусветная, – брюзгливо заявил Седрик Понглтон, который подошёл к столу и услышал обрывок её малоубедительной тирады. – Фермеры сбиваются с ног, чтобы обеспечить полив посевов, на фабриках рабочие в цехах падают в обмороки от перегрева. Сколько это будет продолжаться? – спросил он, строго уставившись на Оливию, будто это именно она была повинна в том, что Йоркшир плавится от летнего зноя. – Ещё немного, и урожай будет начисто загублен, что даст правительству повод взвинтить цены на зерно. А пострадает от этого простой рабочий люд! Понимаете?! Не правящая верхушка и не те, чей капитал находится в заокеанских банках, – и он резким кивком указал на приближающихся Джорджа, Филиппа и баронессу, которые находились в отдалении и не могли его пока слышать. – Страдают всегда простые люди, и страдания их велики, но власти предержащие и не думают внять гласу толпы, хотя он и вопиёт…

– Полагаю, сейчас неподходящий момент, чтобы рассуждать о подобных вещах, – прервала его Виктория, и Оливия в который раз поразилась тому, как неслышно появляется эта крупная женщина, когда её совсем не ожидаешь увидеть.

Виктория переоделась в то же свободное платье, в котором хлопотала во время подготовки к празднику, сочтя, что траурный чёрный креп в такую жару – это сущее самоубийство. Причёска её находилась в некотором беспорядке, на затылке волосы хранили след от подушки, а лицо и шея покрылись неопрятной россыпью веснушек, против которых оказалось бессильно модное лондонское снадобье, широко разрекламированное и обещавшее «кожу юную и белоснежную даже тем дамам, чьи дочери уже принимают ухаживания от молодых людей».

– Не бывает неподходящего времени для того, чтобы подумать о ближних и их нуждах, – Седрик назидательно подчеркнул свои слова поднятым вверх указательным пальцем. – Присцилла, к примеру, сегодня побывала в деревне, где навещала заболевшую женщину. У той был страшный припадок, после которого наступило полное бессилие, – он пощёлкал пальцами и нахмурился, пытаясь вспомнить имя. – Миссис… миссис…

– Баркер, – подсказала ему Присцилла без всякого энтузиазма. – Но Виктория права, дорогой, не стоит сейчас рассуждать об этом.

– Это почему это? – Седрика впал в одно из тех своих настроений, когда его было сложно унять. – Я всего лишь хочу сказать, что, пока другие думают только о своём благе, некоторые из нас пекутся о ближних, презрев собственные тяготы. Уверен, что эта миссис Баркер была благодарна, что кто-то предложил ей помощь. Подумать только, несчастная женщина всю свою жизнь трудилась не покладая рук, чтобы на склоне лет столкнуться с одиночеством и немощью и остаться без всякой поддержки со стороны тех, на кого она годами гнула спину! – бурно жестикулируя, Седрик смахнул со стола фарфоровый молочник и тот упал в траву, треснув ровно посередине.

Присцилла подняла половинки, с которых стекали белые капли.

– Я схожу в кухню, – миролюбиво предложила она. – Мисс Адамсон, не желаете составить мне компанию?

Оливия заколебалась, опасаясь привлекать внимание к своему недомоганию, но Виктория уверенно заявила:

– Совершенно нет нужды куда-то идти, для этого есть прислуга, – и она позвонила в колокольчик, бесполезный здесь, на приличном расстоянии от дома.

– Во-о-от! О чём я и говорил! – Седрик обрадованно подскочил на месте и хищно простёр ладони к жене брата. Выражение лица у него при этом было пренеприятное. – Прислуга! Для всего есть прислуга, не правда ли? Анна вычистит столовое серебро, Хигнетт откроет двери, кухарка приготовит обед. А что они за люди, в чём нуждаются, о чём страдают – это ведь не так уж и важно, верно? Вам вот, дорогая Виктория, например, известно, что миссис Вайсли снова слегла? Держу пари, что вы и не знаете, что за недуг приковал её к постели. А вот Присцилле это известно – только лишь она одна и поднималась к ней, чтобы отнести бульон и проведать больную.

– Как раз недуг миссис Вайсли мне хорошо известен, – со значением произнесла Виктория, ханжески поджав губы, и Седрик, осознавший, что далеко зашёл, стушевался и принялся неловко отирать пот со лба вынутым из кармана платком. – А горничная Анна – воровка, и я обязательно напишу об этом в её рекомендациях. У меня пропала ценная брошь, подаренная мне Джорджем на годовщину свадьбы, и я уверена, что её взяла именно эта невоспитанная девица.