Шарлотта Брандиш - Леди из Фроингема [publisher: SelfPub]

Дежурный по железнодорожной станции Гарсдейл уже собирался взмахнуть флажком и подать сигнал машинисту, как вдруг обнаружил, что по перрону, вслед за носильщиком, совершенно неподобающим образом путаясь в пышных юбках и удерживая одной рукой широкополую шляпу, бежит статная пожилая леди. Заметив, что он мешкает, леди издала залихватский крик и припустила ещё быстрее, на ходу подбадривая носильщика, будто он был жокейской лошадью.

Когда она приблизилась, дежурный, ощущая тайную радость всех, кто облечён маленькой властью и имеет возможность её применить, приготовился произнести заученную фразу: «Следуя утверждённому расписанию, поезд отправляется ровно в одиннадцать ноль три, и ни минутой позже» – и взмахнуть флажком, но раскрасневшаяся от быстрого бега леди перебила его на полуслове:

– Ну-ну, я уверена, что из-за нескольких минут задержки ничего страшного не произойдёт. Не будем препираться, – предвосхитила она его возмущение и уверенно вложила ему в руку донельзя измятый билет.

К билету она присовокупила банкноту такого номинала, что дежурный опешил и счёл своим долгом прикрикнуть на носильщика, чтобы тот поторапливался и не вздумал задерживать леди, которая явно спешит по важному делу.

Когда все саквояжи переместились с тележки в купе, она уселась на бархатную скамью и царственно кивнула дежурному, разрешая ему приступить к исполнению служебных обязанностей. К этому времени из окон соседнего вагона уже начали выглядывать пассажиры, недовольные задержкой.

Поезд, наконец, тронулся и проплыл вдоль перрона, постепенно набирая скорость, а леди Элспет Понглтон откинулась на спинку сиденья и, пользуясь тем, что находится в купе одна, сняла неудобную шляпу и швырнула её на противоположное сиденье. С неприязнью посмотрев на неё, хотя шляпа была ни в чём не виновата, она с наслаждением вытянула ноги и жалобно произнесла в пространство: «Час от часу не легче. Мало мне Джорджа с Седриком, так теперь ещё и вдова Монти!..»

Вынув из сумочки письмо, она пробежалась взглядом по мелким пляшущим строчкам и остановилась на особенно возмутительном, по её мнению, пассаже.

«…не имея на этом свете ни пристанища, ни родной души, я сочла своим долгом посетить родину моего горячо любимого супруга Монтгомери Понглтона, безвременно усопшего и оставившего всех, кто его знал, в неутешном горе. Могу заверить вас, что приложу все старания, чтобы скрасить ваши дни, что отпущены милосердным Господом, и стать вам послушной дочерью…»

– Какой вздор! Ну, положим, у меня вот тоже не имеется ни одной родной души, – громко произнесла она, обращаясь к ненавистной шляпе, – но я же не еду к посторонним людям в поисках пристанища?! А намёки на то, что мои дни сочтены, а? Каково?! Держу пари на сто фунтов, что Монти угораздило жениться на католичке.

Леди Элспет возмущённо фыркнула и принялась обмахиваться сложенными пополам листками письма, лихорадочно соображая, как бы поскорее выставить из поместья не в меру заботливую вдову младшего сына, вообразившую, что мать её погибшего мужа стоит одной ногой в могиле, и не оскорбится ли та, если предложить ей достаточное содержание. Разумеется, не дело, что Монти оставил несчастную женщину без гроша в кармане, но и жить с ней под одной крышей она вовсе не намерена. Тем более теперь, когда, наконец-то, она сама себе хозяйка и не обязана терпеть ничьи указания. «Нет уж, дудки! Пусть погостит до июньского праздника, а потом я её спроважу», – решила леди Элспет.

Как и всегда, присущее ей добросердечие победило, принеся облегчение, но всё равно осталось чувство, что её принудили к этому решению, пренебрегли её собственной волей. Леди Элспет вздохнула, уголки её губ опустились. Всё ещё привлекательное лицо, чей возраст выдавала только сеточка морщин и увядшая кожа в уголках ярких голубых глаз, исказилось от неудовольствия. Однако жизнь приучила леди Элспет, что грустить – значит тратить время зря, а у каждой тучки есть серебряная подкладка, и, отбросив мысли о предстоящих хлопотах и разногласиях с сыновьями, она улыбнулась.

Всю прошлую неделю она предавалась любимейшим занятиям – игре в бридж и ставкам на ипподроме. Игроком леди Элспет была превосходным, порой позволяя себе такие рискованные ходы, что наблюдавшие за игрой от охватывающего их азарта стискивали зубы и принимались хрустеть пальцами. Имея на руках самые, казалось бы, невыгодные комбинации, она умудрялась выигрывать и делала это с такой обезоруживающей простотой, что досадовать на неё не приходило в голову никому. С извиняющейся улыбкой она деловито записывала суммы, причитающиеся ей, в миниатюрной пухлой книжечке, и ни в малейшей степени не стеснялась напоминать о долге, когда подходил срок уплаты.

Если за карточным столом Элспет Понглтон демонстрировала степенность и невозмутимость, то на ипподроме её знали как одну из самых взбалмошных леди на свете. Там, сидя на жёсткой скамье и наблюдая забег в изящный серебряный бинокль, пожилая дама давала себе волю. Презрев условности, вместе с букмекерами, джентльменами сомнительного рода занятий, «жучками», отирающимися на ипподроме, и нарядными девицами, приехавшими развлечься или подцепить удачливого и щедрого пройдоху, она с наслаждением поедала жареные каштаны, купленные у разносчика, выкрикивала ободряющие возгласы жокеям или азартно честила отстающую лошадь, на которую сделала солидную ставку.

Везло леди Элспет просто феноменально. Она практически никогда не оставалась внакладе, не только возвращая затраченные на сомнительное времяпровождение средства, но и приобретая солидный выигрыш.

Те, кто не был близко знаком с ней, и помыслить не могли о таком вопиющем нарушении ею приличий, так как пожилая дама вид имела самый что ни на есть респектабельный. Остальные же, те, кто не понаслышке знал об истинном нраве леди Элспет, прощали ей некоторую эксцентричность, объясняя её низким происхождением. Злопыхателей в аристократических кругах Йоркшира с каждым годом находилось всё меньше, ведь красота, хоть и несколько увядшая со временем, неподдельное жизнелюбие, а также живое, порой весьма своеобразное, чувство юмора и искреннее добросердечие служат пропуском даже в узкий круг британской знати.

Привыкнув скрывать от всех свои увлечения, леди Элспет два или три раза в месяц предпринимала краткие развлекательные поездки, нигде не задерживаясь надолго и проводя время в своё удовольствие в недорогих пансионах, где почти не было шансов встретить кого-нибудь знакомого. Потеряв мужа, а точнее говоря, избавившись от гнёта его тирании, она стала позволять себе блаженствовать целыми неделями, преотлично проводя время в Скарборо или Ричмонде, где у неё были заведены соответствующие знакомства. Она вдруг снова вспомнила того смешного толстяка в измятом котелке, карманы которого облегчила на сто двадцать фунтов, и довольная улыбка тронула её губы.