Роберт Гулик - Смертоносные гвозди

Судья замолчал, поежился и плотнее запахнулся в меховой халат. Помощники с бледными, осунувшимися лицами молча смотрели на него. Казалось, что в комнате воцарилась зловещая атмосфера этого безумного преступления.

После долгого молчания судья Ди продолжил:

— Я был убежден, что убийца — Чжу Даюань, но у меня не было конкретных доказательств. Я собирался изложить вам свою теорию о Чжу вчера вечером, после заседания, и хотел обсудить с вами, как устроить внезапный обыск его усадьбы. Если бы мы и в самом деле нашли там госпожу Бань, Чжу исчез бы. Но Чжу убил советника. Если бы я поговорил с Бань Фэном хотя бы на несколько часов раньше, мы занялись бы Чжу еще до того, как он убил Хуна. Но судьба распорядилась иначе.

Скорбная тишина воцарилась в комнате. Наконец судья сказал:

— Дао Гань может рассказать вам все остальное. После того как вы уехали вместе с Чжу, я отправился с Дао Ганем и начальником стражи в усадьбу Чжу, где мы обнаружили госпожу Бань. Ее доставили в управу в закрытом паланкине, чтобы никто об этом не узнал. Дао Гань обнаружил во всех спальнях потайные глазки, а допрос старой служанки показал, что она ничего не знала о Юй Кане. Теперь мы знаем из показаний госпожи Бань, что Чжу сам подсматривал за Юй Каном и барышней Ляо. Предполагаю, что потом он неосторожно сказал что-то Е Даю, и хитрый мошенник остальное сам домыслил. Но когда Юй Кан спросил Е, как тот узнал его тайну, Е придумал историю про старую служанку, потому что не осмеливался вовлекать Чжу в свой шантаж. Наверное, мы никогда не узнаем, набрался ли Е Дай храбрости шантажировать Чжу или же, как я полагаю, скорее всего, Чжу слышал разговор Юй Кана со служанкой и испугался, что Е попробует его шантажировать. Ведь Чжу безумен, а тело Е Дая, я убежден, лежит где-нибудь в полях под снегом.

Я поговорил также с женами Чжу, и мне хотелось бы забыть все то, что они рассказали про свою жизнь с ним. Я уже отдал приказ о том, чтобы их отослали к родным, а после того как это дело будет закрыто, они получат значительную долю его богатств. Безумие Чжу делает его неподсудным. Взвешивать его вину будет Высший Судия.

Ди взял в руки старую коробочку с визитными карточками Хуна, лежавшую перед ним на столе. Он мягко потер кончиками пальцев выцветшую парчу и осторожно вложил коробочку за пазуху. Потом он достал лист бумаги и взял кисточку. Помощники торопливо поднялись и вышли.

Сначала судья написал правителю округа подробный отчет об убийстве барышни Ляо Ляньфан, потом еще два письма. Одно из них было старшему сыну советника Хуна, который служил в доме младшего брата судьи Ди в Тайюане. Советник был вдовцом, теперь его сын стал главой семьи, и ему предстояло решить, где будет похоронен отец.

Второе письмо было адресовано Первой госпоже, живущей в доме ее престарелой матери, также в Тайюане. Начал судья с формальных вопросов о здоровье старой госпожи, затем сообщил жене о кончине советника. После обычных формальностей он добавил более личную фразу. «Когда умирает кто-то очень дорогой для нас, — написал он, — мы теряем не только его, но и частицу самих себя».

Передав письма писцу для немедленной отправки, он, погруженный в печальные раздумья, в одиночестве сел за полуденную трапезу.

Судья очень устал, и ему не хотелось думать об убийстве Ланя или о деле госпожи Лу. Он велел писцу принести папку с заметками о плане правительственных ссуд, которые должны были раздаваться крестьянам без процентов в случае неурожая. Это был его любимый проект, и он провел много вечеров, работая над ним вместе с советником Хуном и пытаясь сформулировать предложение, которое могло бы получить одобрение Ведомства финансов. Хун полагал, что это можно сделать за счет уменьшения других расходов администрации округа. Когда помощники судьи вернулись, они застали его погруженным в подсчеты.

Отодвинув бумаги, он сказал:

— Нам надо поговорить об убийстве наставника Ланя. Я все еще уверен, что его отравила женщина. Но до сих пор единственным свидетельством того, что он хорошо знал какую-либо женщину, являются показания того молодого боксера. Он говорил, что как-то вечером наставника Ланя посетила женщина, но по услышанному им разговору нельзя определить, кто она такая.

Ма Жун и Цзяо Тай уныло кивнули.

— Нас поразило только, — сказал последний, — что ни Лань, ни женщина не пользовались формальными приветствиями. Из этого можно заключить, что они очень хорошо знали друг друга. Но, как вы заметили раньше, это и так было ясно, потому что Лань не сделал даже попытки прикрыть наготу, когда она вошла в ванную.

— Что именно из их разговора слышал юноша? — спросил судья.

— О, — ответил Ма Жун, — ничего особенного. Она вроде бы сердилась на то, что он ее избегает, а наставник Лань ответил, что это не имеет значения и добавил какое-то слово, вроде бы «кошечка».

Судья резко выпрямился.

— Кошечка? — недоверчиво спросил он.

Он вдруг вспомнил вопрос дочки госпожи Лу. Она спрашивала его, где находится котенок, с которым разговаривал гость ее матери. Это все меняло! Он быстро сказал Ма Жуну:

— Немедленно направляйся домой к Бань Фэну, он знал госпожу Лу еще ребенком. Спроси его, было ли у нее какое-нибудь прозвище!

Ма Жун был очень удивлен, но у него не было привычки задавать лишние вопросы, и он тут же вышел.

Судья Ди больше не возвращался к этому вопросу. Он велел Дао Ганю заварить свежий чай, потом начал обсуждать с Цзяо Таем, как решить проблемы, связанные с юрисдикцией военных властей в округе.

Очень скоро Ма Жун вернулся.

— Ну, — сказал он, — старый Бань очень подавлен. Вести о дурном поведении его жены сразили его сильнее, чем первые сообщения о ее убийстве. Я спросил его о госпоже Лу, и он сказал, что школьные друзья обычно называли ее Кошечкой.

Судья ударил кулаком по столу.

— Вот тот самый ключ, который я искал! — воскликнул он.

Когда три помощника судьи Ди вышли, появилась госпожа Го. Судья подал ей знак присесть и предложил налить чаю. Он чувствовал себя очень виноватым перед этой женщиной.

Когда она наклонилась, чтобы сначала наполнить его чашку, судья вновь почувствовал легкий аромат, казалось, неотделимый от нее.

— Я пришла доложить вашей чести, — начала она, — что госпожа Бань отказывается есть и все время плачет. Она спрашивает, позволят ли ее мужу хоть раз навестить ее.

— Это запрещено, — нахмурившись, произнес судья, — к тому же не думаю, что это пойдет на пользу кому-нибудь из них.

— Эта женщина, — мягко сказала госпожа Го, — понимает, что будет казнена, и смирилась со своей участью. Но сейчас госпожа Бань осознала: муж все-таки дорог ей, и она хочет принести ему свои извинения, чтобы умереть с сознанием, что хотя бы частично загладила свою вину.