Рекс Стаут - Успеть до полуночи [litres]

Я позвонил Солу, который в тот момент был у себя в квартире на Восточной Тридцать восьмой улице, подписал его на утро, достал деньги из кассового ящичка, запер сейф, отдал баксы Вулфу и спросил:

– Значит, сегодня допечатывать не нужно?

– Нет. Ложись спать. Мне надо поработать.

Я ушел. Поднявшись на один этаж, я остановился и подумал, что если на цыпочках спуститься и открыть дверь, то можно поймать его за чтением, но решил этого не делать, иначе он заупрямится и просидит так всю ночь.

По утрам у меня обычно главное блюдо – «Таймс», а «Газетт» так, гарнирчик, но в тот четверг я поменял их местами, потому что «Газетт» проявила больше уважения к чужой насильственной смерти. В ней дали отличный материал о карьере и личности молодого блестящего гения рекламного дела, который погиб от выстрела в спину, и, не называя имен, намекали на то, что в нашей метрополии найдется по меньшей мере сотня роскошных красоток, мечтавших его пристукнуть. Тем не менее никаких бестактностей в материале не было, лишь косточка для любительниц что-нибудь погрызть. Главной статьей стала публикация о конкурсе, автор которой раскрыл тему так, что впору гордиться, благодаря основному источнику информации мисс Гертруде Фрейзи из Лос-Анджелеса. На третьей полосе поместили фотографию, где комбинация ее уникальных черт выглядела еще более впечатляющей и более невероятной, чем во плоти. Мисс Фрейзи подробно доложила репортеру о Лиге женской природы, об обеде в отеле вечером во вторник, в том числе о листке бумаги из бумажника Далманна, и о его словах, а под конец поведала о соглашении и о своих правах участницы конкурса.

Другая финалистка, Сьюзен Тешер из журнала «Часы», оказалась для репортеров недоступна, вероятно по совету своей группы поддержки. Хэролд Роллинз доступен был, но отказался давать какие-либо комментарии или информацию, лишь объяснил, по какой причине выигрыш в полмиллиона баксов стал бы для него роковым ударом судьбы. Миссис Уилок, которая питалась одними таблетками, или Филип Янгер, с его приступом тахикардии, оказались разговорчивы не меньше, чем мисс Фрейзи. Оба выразили негодование, разочарование, но проявили боевой дух и не сошлись лишь в одном вопросе.

Янгер считал, что в сложившейся ситуации единственный честный способ завершить конкурс – это разделить призовой фонд на пятерых, тогда как миссис Уилок была с ним не согласна. Она надеялась на большее, и, как она сказала, в нынешних обстоятельствах следовало бы выбросить те пять заданий, которые они получили, и взять новые, чтобы у всех были равные возможности.

Наверное, я так и закончил бы чтение «Газетт» материалом о конкурсе, раз уж мы не занимались убийством, но в кухне были только мы с Фрицем, а он не любитель болтать. Потому я еще прочитал заметку, где нашел массу фактов, о которых умолчал Кремер: что Далманн был в темно-синем костюме, что домой из «Черчилля» он приехал на такси почти в одиннадцать тридцать, что женщину, которая его обнаружила, когда пришла готовить завтрак, зовут Эльга Джонсон, что в его квартире есть две комнаты и ванная, что пуля пробила сердце и застряла в ребре, а также много других деталей, в равной степени полезных. Имя убийцы не называлось.

Расправившись с завтраком и газетами, я, как ранняя птичка, сидел в кабинете за пишущей машинкой, когда появился Сол Пензер. Сол не Мистер Америка, что понятно с первого взгляда. Нос у него раза в два больше, чем следовало бы, вид такой, будто Сол никогда не бреется, одно плечо на полдюйма выше другого, к тому же оба сутулые, а рукава у куртки слишком короткие. Но если бы я оказался на дереве, ствол которого грызла бы команда бобров, а вокруг сидели бы голодные тигры и вдруг появился бы Сол, я был бы ему рад, как никому другому. Никогда не видел, чтобы хоть что-то поставило его в тупик.

Появился он ровно в восемь и сразу отправился наверх, а я вернулся к машинке. Без пяти девять он спустился, но я этого не заметил, пока он не позвал меня из прихожей:

– Не хочешь запереть за мной дверь?

– С удовольствием. Для того и замок, чтобы от тебя запираться. – Я поднялся. – Хорошо ли позавтракал?

– Знаешь ли, хорошо.

Я вышел в прихожую и спросил:

– Нужен профессиональный совет?

– Сам знаю, что делать. – Он снимал свою куртку с вешалки. – Начну с конца и пойду к началу.

– Вот это правильно. – Я открыл ему дверь. – Если захочешь промочить горло, звони.

– Буду рад, Арчи. Ты для этого правильный парень.

– Ладно. Не снимай перчатки.

Он ушел, а я запер дверь и вернулся к машинке. Раньше я слегка обижался, если Вулф давал поручение Солу и не только мне не говорил какое, но и ему велел не рассказывать, но это дело прошлое. Теперь меня это ничуть не задевало, просто раздражало немного, так как хотелось догадаться, что бы это могло быть за задание. Я потратил минут десять, ломая голову, но потом сообразил, что пользы от этого не больше, чем от романа в стихах, и ударил по клавишам.

Скорость печати у меня зависит от настроения. Когда я в хорошей форме, могу печатать по десять страниц в час три часа подряд, а в среднем – шесть-семь и четыре-пять, если ленюсь. В то утро я не ленился, чтобы напечатать как можно больше к одиннадцати, когда Вулф спустится из оранжереи, потому что тогда для меня уже будет готова программа на день. Мешал телефон: один раз позвонил Рудольф Хансен, желавший получить отчет о проделанной работе, затем – Оливер Бафф, желавший того же; потом – Филип Янгер, желавший, чтобы я устроил ему встречу со всеми из ЛБА, и погрустневший, когда я его притормозил. Позвонил Лон Коэн из «Газетт» и спросил, не хочу ли я сообщить ему что-нибудь этакое об убийстве Далманна. Я торопился и потому не стал объяснять, что мы не занимаемся этим убийством, а сказал только, чтобы он был на связи, не спросив даже, откуда ему известно про наши контакты с ЛБА. Возможно, от мисс Фрейзи. Несмотря на все это, к одиннадцати часам я перепечатал беседы с Уилок, Тешер и Янгером и вставил лист для Роллинза.

В одиннадцать загудел лифт, и появился Вулф, пожелал мне доброго утра, прошел к своему креслу, устроился поудобнее и сказал:

– Я оставил газеты в своей комнате. Можно взять твои?

Мне следовало положить их на его стол, поскольку я знал, что он завтракает не один. Я отнес ему газеты и снова сел за машинку. Он просмотрел утреннюю почту, где были в основном рекламки и приглашения на участие в общественных слушаниях, открыл новости и с газетой в руках откинулся на спинку кресла. Это было правильно, поскольку какая-нибудь новость могла повлиять на нашу программу. Читает он медленно, и я вовсю бил по клавишам, чтобы успеть закончить к тому времени, когда он отложит газету. Было еще без десяти двенадцать, когда я вытащил из каретки последнюю страницу беседы с Роллинзом, сверил с оригиналом и только тогда посмотрел в сторону Вулфа.