Томас Хэнши - Человек из Скотланд-Ярда [litres]

– Не удивляйтесь, няня, – проговорил Клик, оглянувшись и увидев вошедших. – Ваш хозяин попросил меня спроектировать новые украшения для этой комнаты, и я заглянул сюда в поисках вдохновения. Ах, Стратмер, приятных тебе снов, старина. Увидимся утром, когда ты проснешься.

– Скажите спокойной ночи джентльмену, ваша светлость, – попросила няня, положив обе руки на плечи мальчика и ведя его вперед, после чего он начал тереть глаза кулаками и сонно скулить:

– Хочу Самбо! Хочу Самбо!

– Да, дорогуша, няня получит Самбо для вашей светлости после того, как ваша светлость пожелает господину спокойной ночи, – успокоила няня. Она нежно держала мальчика за руку, пока тот, насупившись, не пробубнил:

– Спокойной ночи…

– Спокойной ночи, старина, – ответил Клик, а потом обратился к няне: – Кстати, у меня болит палец, а? Почему? Очень больно.

– Не могу себе представить, в чем может быть дело, если только на когтях и клюве несчастной сороки не было чего-то ядовитого, – ответила няня. – Никто никогда не знает, куда эти мерзкие твари залетают и в каких отбросах они роются.

– Сорока? – повторил Клик. – Что вы имеете в виду под этим? У вас был неприятный опыт со сорокой?

– Да, сэр, этот мистер Эссингтон – мерзкое существо… Это было две недели назад, сэр. Собака хозяйки проникла в детскую и утащила Самбо – тряпичную куклу его светлости, сэр, он никогда не заснет без нее. Собака изорвала куклу в клочья; и зная, как его светлость будет плакать, если он увидит, что случилась, я забралась ее и стала чинить… Только я собрала обрывки в нечто похожее на форму и собиралась зашивать, как меня на несколько минут вызвали из комнаты, и когда я вернулась, там была та мерзкая сорока. Она пыталась украсть мои хлопковые катушки, сэр. Она влетела через открытое окно… Неприятная тварь. Я ненавижу сорок и я верю, что ее хозяин не знает о выходках свой подопечной. Тем не менее тварь клюнула меня в палец, и с тех пор он не заживал. Повариха говорит, что я, должно быть, дотронулась до чего-то ядовитого после того, как кожа была повреждена. Может быть, сэр, но я не знаю.

Клик не стал комментировать; просто повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Второе любопытное событие произошло между девятью и половиной десятого вечера, когда джентльмены задерживались за столом с ликерами и сигарами после еды, а дамы ушли в гостиную. Вспомнив о том, что он оставил свою сумку открытой, Клик придумал оправдание для того, чтобы покинуть комнату на минуту или две, быстро спустился по лестнице. Газ в верхних залах был погашен, в то время как члены семьи были внизу; коридоры были тусклыми и темными, а толстый ковер в коридорах и на лестницах заглушал все звуки, в том числе и шорох шагов.

Поэтому только по чистой случайности Клик мимоходом посмотрел на один из проходов и увидел быстро двигающуюся фигуру – женщину, торопливо вошедшую в детскую спящего мальчика. И – была ли ее цель доброй или злой – Клик с удивлением узнал, что женщина, которая прокралась как тать в нощи, была достопочтенной миссис Кэррутерс.

Клик запер свою сумку с набором странных инструментов и вернулся в столовую как раз в тот момент, когда посиделки завершались, и мистер Клод Эссингтон, который сам всегда кормил своих сорок и других животных, сетовал, что он «забыл своих красавиц», и разглаживал старую газету, в которую заворачивал куски сыра и мяса, добытые для него дворецким на кухне.

Достопочтенный Феликс посмотрел на Клика. В его взгляде читался вопрос.

– Нет, – беззвучно прошептать в ответ Клик. – Это не было что-то ядовитое – просто воск свечи. Птица влетала в окно кладовки, и экономка поймала ее, сорока воровала свечи.

Достопочтенный Феликс не ответил. Как раз в этот момент молодой Эссингтон, чей взгляд скользил по газете, разразился громким воплем.

– Я говорю, это круто! Послушайте!

Потеряно: где-то между Портсмутом и Лондоном или каким-то другим местом в пути. Маленькая черная кожаная сумка со свидетельством о смерти и некоторые другие вещи, которые не представляют никакой ценности для кого-либо, кроме владельца. Нашедший будет щедро вознагражден, если все содержимое будет возвращено в целости и сохранности .

– Прекрасный пример языка Шекспира; и если… Деланд, старина, что с тобой?

Клик внезапно вскочил и, схватив достопочтенного Феликса за плечо, вытащил его его из комнаты.

– Просто подумал о чем-то, вот и все. Мне надо бежать; приду снова перед сном, – уклончиво ответил он. Но за дверью добавил: – «Вернуть владельцу», – процитировав газету, потом добавил: – Нет, не задавай никаких вопросов. Одолжите мне свое авто и своего шофера. Вызовите как можно быстрее. Подождите меня и заставьте ждать твою жену, леди Эссингтон и ее сына. Я сказал завтра, я отвечу на загадку, не так ли? Ну, тогда, если я не самая слепая летучая мышь, которая когда-либо летала, я дам тебе такой ответ сегодня вечером.

Затем Клик повернулся и помчался наверх за своей шляпой и пальто и десять минут спустя мчался в сторону лондонского отделения так быстро, как мог его нести Панхард за тысячу фунтов.

ОКОЛО ЧАСА ДНЯ он вернулся и вошел в гостиную Приората в сопровождении уравновешенного и очкастого джентльмена несомненно кельтского происхождения, которого он представил:

– Доктор Джеймс О’Мэлли, дамы и господа, доктор медицины. Дублин.

Леди Эссингтон и ее сын поклонились, достопочтенный Феликс и миссис Каррутерс также. Затем сын ее светлости заговорил обычным чуть вульгарным, откровенным образом.

– И все же, Деланд, где вас черти носят? – спросил он. – Почему вы так неожиданно умчались? Феликс говорит, что у вас для всех нас есть сюрприз, и вот мы ждем. Приступайте к вручению…

– Очень хорошо, так и будет, – ответил Клик. – Но прежде всего позвольте мне снять бесполезную маску и признать, что я не офицер индийской армии – а простой полицейский детектив, которого иногда зовут Джордж Хэдленд, ваша светлость, а иногда…

– Джордж Хэдленд! – вскочила графиня, вставая и снова садясь, бледная и потрясенная. – Вы пришли! Вы пришли в конце концов! Спасибо, спасибо! Я знаю, что детективы вынуждены работать под чужой личиной… Вы знаете… Вы должны знать!.. – добавила она, обращаясь к достопочтенному Феликсу и его жене. – Я послала за ним… Я привела его сюда. Я хочу знать, и я буду знать, чья рука отнимает жизнь у Стратмера – ребенка моего ребенка – для меня самого дорогого существа во всем мире. Мне все равно, что я страдаю, мне все равно, что я теряю, мне все равно, если суды присудят его опеку незнакомому человеку. Главное, чтобы его дорогая маленькая жизнь была спасена и он оказался вне опасности.

Настоящая любовь сияла в ее лице и глазах, когда она это сказала, и эта уверенность удивила Кэррутерс и его жену так же, как слова, которые она произнесла.