Морис Леблан - Приключения Арсена Люпена

— Вы что, воображаете, что я займусь таким дурацким делом?

— Какое вознаграждение вы потребуете, чтобы провести ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября в моем замке?

— Ни единого су. Оставьте меня в покое.

— Назовите цену, я богат, я очень богат.

Неожиданность предложения поколебала Ганимара, и он продолжал уже спокойнее:

— Я здесь на отдыхе и не имею права вмешиваться…

— Никто не узнает. Обязуюсь, что бы ни случилось, хранить молчание.

— Ну так ничего и не случится.

— Скажем, три тысячи франков вас устроит?

Инспектор втянул понюшку табака, подумал и произнес:

— Будь по-вашему. Но я должен вас честно предупредить: вы швыряете деньги на ветер.

— Мне безразлично.

— В таком случае… И в конце концов, кто знает, что вытворит этот чертов Люпен? В его распоряжении наверняка целая шайка… Вы уверены в своих слугах?

— Честно говоря…

— Тогда не будем на них рассчитывать. Я предупрежу телеграммой двух моих приятелей — крепких парней, с ними будет надежнее… А теперь быстро уходите, нас не должны видеть вместе. Увидимся завтра вечером около девяти.

Назавтра, в день, назначенный Арсеном Люпеном, барон Каорн снял висевшее на стене ружье и вышел на тропу войны, вернее, стал прогуливаться поблизости от замка Малаки. Он не заметил ничего необычного.

Вечером, в половине девятого, он отослал слуг. Те жили во флигеле со стороны фасада, выходящего на дорогу, но в самой удаленной части замка. Едва он остался один, как тут же осторожно отпер замки всех четырех ворот. Скоро донеслись приближающиеся шаги.

Ганимар представил своих двух помощников, двух силачей с бычьими шеями и могучими руками, потом попросил дать ему некоторые разъяснения. Выяснив дислокацию, он тщательно запер и забаррикадировал все возможные доступы в залы, подвергавшиеся опасности. Обследовал стены, заглянул за гобелены и наконец разместил своих агентов в центральной галерее.

— И без глупостей, слышите? Мы сюда не спать пришли. При малейшем сигнале тревоги открывайте окна во двор и зовите меня. Не теряйте из виду подступы со стороны реки. Десять метров отвесной скалы для такого дьявольского отродья — не помеха.

Он запер их в галерее, забрал с собой ключи и сказал барону:

— А теперь отправимся на наш пост.

Он решил провести ночь в небольшой каморке, вырубленной в толще крепостной стены между двумя входными воротами, там когда-то был пост часового. Через один глазок в двери просматривался мост, через другой — двор. В углу находилось какое-то отверстие, напоминающее жерло колодца.

— Я правильно понял, господин барон, что этот колодец — единственный вход в подземелье и что с незапамятных времен он заделан?

— Да.

— Если только не существует другого входа, о котором не знает никто, кроме Арсена Люпена, что весьма маловероятно, не правда ли, — мы можем не волноваться.

Он составил вместе три стула, удобно вытянулся на них, раскурил трубку и вздохнул:

— Честное слово, господин барон, только огромное желание достроить еще один этаж к домику, где я собираюсь провести остаток жизни, заставило меня взяться за такое простое дело. Я расскажу эту историю моему приятелю Люпену, и тот будет кататься со смеху.

Но барону было не до смеха. С нарастающим беспокойством он напрягал слух, стараясь не упустить ни малейшего шороха. Время от времени он склонялся над колодцем и с тревогой всматривался в темноту.

Пробило одиннадцать, полночь, час.

Внезапно барон схватил Ганимара за руку, тот проснулся и вскочил.

— Слышали?

— Да.

— Что это?

— Это я храпел.

— Да нет же, послушайте…

— А! Слышу! Гудок автомобиля.

— Что это значит?

— Это значит, что Люпен хочет при помощи автомобиля протаранить ваш замок. Я бы на вашем месте, господин барон, тоже поспал… чем, смею вас уверить, я сейчас и займусь. Спокойной ночи.

Это был единственный тревожный знак. Ганимар смог возобновить свой прерванный сон, и барон слышал теперь только его звучный и равномерный храп.

На рассвете они вышли из своего укрытия. От замка, окруженного прозрачной водой, веяло безмятежным покоем. Сияющий от радости Каорн и по-прежнему невозмутимый Ганимар поднялись по лестнице. Ни звука. Ничего подозрительного.

— Ну что я говорил, господин барон? Если говорить начистоту, я не должен был соглашаться… Мне стыдно…

Он достал ключи, и они вошли в галерею.

На стульях, согнувшись и свесив руки, спали оба агента.

— Черт их побери! — проворчал инспектор.

И в то же мгновенье раздался крик барона:

— Картины!.. Сервант!..

Он что-то бормотал, у него прерывалось дыхание, рукой он указывал на пустые места, на оголившиеся стены, откуда торчали гвозди и болтались ненужные веревки. Ватто исчез! Рубенсы украдены! Гобелены сорваны! Витрины с драгоценностями выпотрошены!

— Мои канделябры Людовика Шестнадцатого, подсвечник эпохи Регентства, Мадонна двенадцатого века!

В ужасе и отчаянии он бегал по залу. Вспоминал, сколько было заплачено за украденные вещи, подсчитывал потери, складывал цифры, и все это перемежая бессвязными словами и обрывками фраз. Он топал ногами, как безумный корчился от ярости и горя. Он был похож на человека, лишившегося всего своего состояния, которому теперь лишь оставалось пустить себе пулю в лоб.

Единственное, что могло его утешить, — это остолбенение, в которое впал Ганимар. В отличие от барона, он не двигался. Он, казалось, окаменел и блуждающим взглядом осматривал помещение. Окна? Закрыты. Дверные замки? Не повреждены. Потолок тоже цел, никаких отверстий. Все в полном порядке. Должно быть, ограбление осуществлялось неспешно по безупречному и точному плану.

— Арсен Люпен! Арсен Люпен! — удрученно шептал он.

Внезапно он набросился на двух подручных, как будто наконец решил дать выход своему гневу, он яростно расталкивал их, ругая последними словами. Но те все равно не просыпались!

— Черт возьми! — воскликнул он, — А что, если?..

Он наклонился над ними, внимательно разглядывая: оба спали, но каким-то неестественным сном.

Он сказал барону:

— Их усыпили.

— Но кто?

— Он самый, черт побери! Или его шайка, которой он и руководил. Да, чувствуется его почерк.

— В таком случае я пропал. Ничего не поделаешь.

— Да, ничего не поделать.

— Но это же ужасно, просто чудовищно!

— Заявите в полицию.

— Зачем?

— Господи, попытка не пытка. У правосудия свои возможности…

— Правосудие! Вы же сами видите… Послушайте, вот сейчас вы могли бы найти какую-то улику, что-то обнаружить, а вы даже с места не сдвинулись!

— Обнаружить что-то у Арсена Люпена? Но, дорогой друг, Арсен Люпен никогда не оставляет никаких улик. От него нельзя ожидать никаких случайностей! Я даже спрашиваю себя, а не специально ли он дал мне себя арестовать в Америке?