Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

– Может, чаю сварганить?

– А можно, – согласилась Кузьминична. – У меня и пряничков как раз с собой есть.

Она вынула из кармана и положила на освободившийся стол кулек с мятными пряниками. Грамм триста или сколько там в совок вмещается. В общем, подготовилась тетка к серьезному разговору.

Печку топить Петр не захотел, и чайник вскипятили на газовой плите, стоящей на веранде; Василий ею пользовался в основном летом, чтобы избу не греть. Чистые чашки нашлись в буфете, чай Иван Ильич не выбрасывал – что ему сделается? Через десять минут все сидели за столом и молча жевали пряники.

Кузьминична шумно прихлебывала из блюдца, Петр свой чай не трогал – ждал, когда остынет. Иван Ильич думал о коте, которого по-прежнему не было видно. Видать, придется позже все-таки тащиться через метель, чтобы обогреть хату да этого мерзавца найти.

– Дом-то худой совсем, – прервала молчание Кузьминична. – Ты ж, Вань, вчера топил, и вон как все выстудило.

– Ветер, – пожал плечами Иван Ильич.

Этот разговор ему не нравился. Несмотря на формальное одобрение Петра, неловко было напоминать, что шаришься по дому в отсутствие хозяев. Пусть и с благими намерениями.

– Худой, – покачала головой Кузьминична. – Ремонт надо, денег много уйдет…

– Кому надо, раскошелится, – отозвался Петр и залпом допил чай.

Соседка на секунду вытаращила глаза, а после как ни в чем не бывало спросила:

– А ты продавать-то за сколько думаешь?

– Тысяч за двести, не меньше.

– Да ты в уме?! Кто ж за столько купит? Развалюха-то, да на отшибе.

– Зато море рядом, городским другого и не надо.

– Это точно, – кивнул Иван Ильич.

– К лету еще приеду, – продолжил Петр, – подмажу-подкрашу – и с руками оторвут.

Кузьминична отставила чашку.

– Ну, тебе там, конечно, виднее. Совсем у городских мозги поотсыхали – такие деньги на старье выбрасывать.

– Дом не старее твоего, между прочим.

– Сравнил! Мы с Кешей – хозяева, а Васька-покойник только малевать был горазд. Одинокий мужик – это вообще что такое? Совсем хату запустил вон.

– Так сосватала бы, пока жив был, – Петр глянул исподлобья, – теперь-то чего?

Кузьминична была заметно смущена. Даже перекрестилась.

– Что теперь судачить… Да и не мое дело.

На кухне снова повисла тишина. Петр тарабанил пальцами по столу, разглядывая заснеженный огород за окном. Иван Ильич тоже нервничал: в присутствии соседки разговор то и дело уходил в ненужную сторону.

– А ведь у Василия-то завтра – девять дней! – вспомнила вдруг она.

– Разве? – поднял брови Петр.

– Ну а когда? Девятнадцатого утром погиб, завтра аккурат девять дней. Что, Петь, останешься? Помянуть-то надо. Мы поможем.

– Поможем, – поддакнул Иван Ильич, обрадованный переменой темы.

Петр качнул головой.

– Не могу. Дома дел по горло, с картинами этими еще разобраться надо. Я только на сегодня. И то поторопиться надо: метель обещали, не хочу в дороге застрять.

Кузьминична завязала кулек с остатками пряников, убрала в карман и с усилием поднялась.

– Без поминок брата оставлять – где такое видано? – пробормотала она под нос. – Мертвому ж покоя не будет! Ну, прощай, Петь. Счастливо, Вань.

Хлопнула дверь. Иван Ильич перевел взгляд на хозяина.

– Давай помогу, что ли. Вдвоем быстрее управимся.

Менее чем через час картины были готовы к отправке. Петр собрал их все, даже небольшие эскизы уложил в папку и забросил на переднее сиденье. Остальные полотна – на подрамниках или в рулонах – отправились на заднее сиденье и в багажник. Закрыв машину, Петр утер пот со лба:

– Галерейщик сказал, по морозу осторожно везти… Ну, за несколько часов ничего им не сделается.

– Печку посильнее врубишь – и нормально, – согласился Иван Ильич. – Кот Васин, жаль, так и не объявился. Ты не выпускал его?

– Не выпускал. Если тайком сквозанул, мог не заметить. Может, все-таки к себе заберешь?

– Тетка против. Я бы взял… Ладно, поищу потом, – Иван Ильич взглянул на небо, затянутое тучами. – Статью про Василия читал?

– Не читал. Людмила что-то говорила, сам не видел.

– Дурнину написали какую-то. Жил мол тут среди пьяниц… наврали, в общем.

– Так уж наврали?

Тон собеседника изменился, а в голосе зазвучала неприязнь. Иван Ильич даже вздрогнул мысленно: неужели Петр и его таким считает?

– А насчет полушубка еще хотел спросить…

– Чего насчет полушубка?

– Да вот… странно же это все. Как он на базе-то оказался, в километре от реки?

– Ну, подкинули, надо думать.

– Кто?!

– Да черт вас знает! Какой-нибудь дурак пьяный приперся на реку, увидал чужую вещь да спер. А потом испугался. И подбросил бандитам городским – чтоб на них подумали.

– А ты на них не думаешь? Между прочим, Василий все праздники на эту базу ходил. Каждый день! Жену хозяйскую рисовал – и даже мне ни полслова об этом…

– Васька вообще был не из болтливых, – Он уже глядел зло, с открытой неприязнью. – И как только с тобой сошелся, не пойму. Собутыльник, видать, очень нужен был…

Иван Ильич снова вздрогнул – на этот раз по-настоящему. Рука сама нащупала в кармане запасные ключи от дома.

– Держи… хозяин.

Метель налетела на деревню сразу после заката. Ветер выл полночи. Он будто играл со снегом: наметал высоченные сугробы только затем, чтобы сразу же раскидать их начисто. Волны колотились об берег, словно кто-то стучал в громадный гонг. Шавки засели по конурам и хором подпевали ветру, скрывая инстинктивный ужас перед стихией.

А наутро ничего так, солнышко выглянуло. Зое Ивановне не пришлось напоминать о девяти днях: сама велела племяннику позвать соседей на небольшие посиделки.

– Ты лучше знаешь, кого нужно, а кто обойдется…

«И тетка вспомнила, и Кузьминична… Видимо, у женщин имеется специальный счетчик на такой случай,» – рассуждал Иван Ильич, короткими перебежками перемещаясь от избы к избе. Ветер и сегодня разыгрался, как молодой пес: только выйди на улицу – налетит, растреплет, залижет, и не скроешься от него нигде, пока обратно в дом не уберешься.

Люди и сидели по домам. Он зашел ко всем бывшим одноклассникам, сообщил о поминках, но большого энтузиазма не встретил. Только Кузьминична, отвешивая полкило изюма по теткиному заказу, пообещала прийти.

Беспокоясь о судьбе кота, он спустился к хутору, пробрался через сугробы к дому и безрезультатно покликал Кешку. Даже в окна заглядывал, но внутри никого не было. Спрятался где-то, должно быть. Конуры у него нет, зато и шуба – не чета собачьей.

Иван Ильич вернулся домой хмурый, вручил Зое Ивановне изюм и сообщил, чтобы на толпу гостей не рассчитывала. До четырех, когда закрывался магазин, он не выходил из комнаты.