Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

– И что?

Прямолинейная девушка! С такой лучше не юлить.

– Я думаю, его убили, – ответил Иван Ильич.

Ему показалось, что Наталья сбилась с шага, но тут же взяла себя в руки. Они приближались к противоположному от базы концу пляжа – похоже, женщина тоже не хотела, чтобы охранники помешали разговору.

Иван Ильич был на добрые полголовы ниже спутницы и чувствовал себя не особенно уверенно. Он заставил себя расправить плечи. Нечего позволять собственным комплексам мешать делу.

– Почему вы так думаете? – спросила Наталья.

– Потому что для суицида действительно не было мотива, а несчастный случай исключен. Там неглубоко, верхнюю одежду он снял – выбрался бы без проблем. Даже если б головой ударился, следы бы остались, а у него только на ладонях порезы, – Иван Ильич перечислением этих фактов как будто пытался убедить себя, а не собеседницу.

– Когда, вы говорите, это произошло?

– Утром, на Крещение. Он сам прорубь делал, только сходни осталось установить. Полушубок его на вашей базе нашелся через пару дней. И перчатки рабочие оказались вообще у другого человека.

– О полушубке я слышала что-то – его наверняка через забор подбросили… Охранники у нас не особо умные, врать так складно не могут. А вот насчет перчаток вам лучше этого человека подробнее расспросить.

– Уже расспросил, как мог. Он тоже тем утром к реке прогулялся. Сходни установил на место и перчатки нашел. Забрал, чтобы не потерялись.

– И вы в это верите? – иронично осведомилась Наталья.

– Да не пристало как-то священнику врать.

Краем глаза Иван Ильич заметил, что женщина повернулась к нему, но сохранил невозмутимый вид. Еще подумает, что он сплетник.

– А зачем ему на реку с утра понадобилось?

– Решил морально подготовиться перед службой. – поразмыслив, ответил Иван Ильич.

Наталья тихо фыркнула. Или это ветер с моря?

– Так почему у вас с портретом не сложилось? – спросил он.

– Мне понравилось… Не совсем то, чего я ожидала, конечно, но очень талантливо. Очень! А вот муж не понял и не принял. Ну, он от искусства далек… и грубым бывает.

Иван Ильич вообразил Дмитрия в гневе и мысленно поежился.

– А как вообще получилось, что вы начали позировать Василию?

– Случайно, можно сказать. Я первого января вечером вышла на пробежку, а он на берегу гулял, коряги собирал какие-то для натюрморта. Меня увидел – и почти сразу предложил написать портрет, – Наталья улыбнулась. – Романтика, одним словом.

– И вы действительно позировали в таком… образе?

– Нет, конечно! Василий Петрович только один раз попросил волосы распустить, а остальное сам додумал.

– Он ведь несколько раз приходил на базу?

– Почти неделю бывал ежедневно. Работал по три-четыре часа. По утрам, когда свет хороший, – добавила она. – В гостиной у нас рисовал. Сначала эскизы на бумаге, потом уже на холсте. Мы же уехали десятого, так что портрет Василий Петрович без меня заканчивал.

– А вы не разговаривали во время сеансов?

– Говорили, конечно. Но так, о пустяках всяких. Он ни на кого не жаловался, если вы об этом хотели спросить.

– Хотел, – признался Иван Ильич. – Я знаю, что Василий был не из разговорчивых, но вдруг…

– Он больше про церковь рассказывал – как расписывал ее. Еще о планах купель на Крещение соорудить…

– Значит, вы уехали десятого – а вернулись когда?

– Накануне Крещения, восемнадцатого января. Утром приехали, днем Василий Петрович готовый портрет принес.

– В котором часу, не помните?

– После обеда, точнее не скажу. Не позже трех часов. Пробыл недолго… ну, вы понимаете…

Иван Ильич быстро прикинул, что в магазине Василий появился под закрытие, к четырем, а там ходу минут пятнадцать от силы – значит, где-то еще с полчаса бродил. Не дома, иначе картину бы там оставил.

– Извините, что спрашиваю… а на Крещение все были на базе? Может, кто-нибудь уезжал?

– Нет, – не сразу ответила Наталья. – Муж накануне вечером ездил куда-то. Мы поссорились немного тогда… но вернулся быстро. У охранников машины нет, я вообще не вожу; только на пробежку выходила, как всегда. А около полудня мы уехали в город. Почему вы спрашиваете?

– След покрышек у реки был, а Василий «безлошадный», – нехотя пояснил Иван Ильич, мысленно ругая себя за такую откровенность с подозреваемой. Приятной во всех отношениях и с виду искренней, но подозреваемой. – Постарайтесь, пожалуйста, припомнить: может быть, произошло еще что-нибудь необычное в последнюю вашу встречу?

Наталья задумалась и ответила не сразу:

– Василий Петрович портрет в какую-то ткань упаковал… пока разворачивал, держал его лицом к себе – муж на обороте прочел автограф и спросил, не его ли родственник базу построил.

– Базу? – удивился Иван Ильич.

– Да, бывший хозяин – Бондарь. Думаю, однофамилец, потому что Василий Петрович тоже очень удивился… Я вообще хотела из собственных денег ему заплатить, но побоялась, что муж узнает. А теперь как…

Она обхватила себя руками за плечи и отвернулась к морю. Солнце совсем уж встало, покрасило оранжевым Два Пальца посреди бухты, и на воде играли желтые блики.

– Вы замерзли совсем, – сказал Иван Ильич. – Идемте, я вас до базы провожу.

– Я лучше пробегусь. Одна. Не обижайтесь, мне лишние расспросы ни к чему.

Наталья улыбнулась на прощание и сорвалась с места. Иван Ильич с минуту глядел ей вслед, а потом пошел домой. Шел неспешно, а сердце колотилось, как будто бежал.

Значит, Бондарь… Ходили ведь слухи, что строит кто-то из местных, да подтверждения не нашли. А Васька, значит, нашел и Петру все высказал. Наверняка ведь с базы звонить отправился, иначе с чего бы ему картину в деревню тащить. И если Петр приехал не перед купанием, а вовсе накануне…

Иван Ильич оборвал себя на половине мысли. Ну, если даже и приехал в другое время – то что? Тоже мне мотив: брат правду узнал! И база-то уже не его. Ну, посидели бы, выпили – и все. А уж топить в проруби родного человека, а потом его одежду раскидывать по деревне – ну, это перебор. Петр – мужик спокойный, степенный. Такую суету не стал бы разводить. Он бы и спланировал все заранее, и от тела избавился с умом.

– Не может быть, – пробормотал Иван Ильич. – Просто не может быть.

Он не заметил, как дошел до дома, и только в прихожей понял, что продрог до костей. Хотел было протопить печь, да услышал шум на кухне: там вовсю шуровал отец Геннадий. Незаметно проскочить мимо распахнутой двери не представлялось возможным, поэтому Иван Ильич отправил пальто на вешалку, переобулся в тапки и шагнул навстречу неизбежному.

Священник выглядел даже бодрее обычного. «Как огурчик!» – мысленно восхитился Иван Ильич. И не скажешь, что этот цветущий мужчина вчера пол-ящика кагора выкушал в одно лицо. При виде соседа отец Геннадий насупился и буркнул: