Олег Механик - Шпилька

– Значит, ты всё-таки хочешь угнать эту контору?

– Что тебе надо? Твои условия? – он продолжает заворожено смотреть в кошачьи глаза, а острый коготок, словно иголка, продолжает впиваться в кончик его носа.

– Я хочу отдохнуть, прямо сейчас. Ты можешь мне это обеспечить?

– В смысле…

– В смысле, уютный дом, чистая постель, горячий душ…

– Вообще-то меня жена дома ждёт. Ладно, если хочешь отдохнуть, езжай к себе, завтра утром встретимся здесь же.

– Не-ет, к себе я сейчас не поеду. Твой дружок, этот большой татарин, уже вычислил, где я живу. Он за мной по пятам уже две недели ходит. А если не он, то Алексей Фёдорович меня точно перехватит. Я уже телефон отключила, на нём семьдесят пропущенных. Короче, расклад такой. Или мне придётся отдыхать с кем-то из них, или с тобой. Выбирай, что тебе дороже, жена, или я…в смысле дело…

– Хорошо, жди меня здесь…– он встаёт из-за стола и идёт по ковровой дорожке в дальний конец зала, тыча большим пальцем в экран телефона.

Пока он с кем-то разговаривает, облокотившись на барную стойку, Ева хватает с тарелки бутерброд с красной икрой, целиком запихивает его в рот и быстро жуёт, словно нищий стащивший кусок с барского стола. Проглотив бутерброд, она берёт кусок батона, намазывает на него толстый слой масла и мгновенно отправляет его в рот, помогая пальцами утрамбовать, выпирающую часть. Её щёки раздулись, а глаза лезут из орбит от напряжения, с которым она работает челюстями. Прямо перед ней стоит тарелка с огромным сочным куском форели, к которой она не притрагивается. Дожёвывает и глотает бутерброд, вытирает масляные губы, бросает салфетку под стол.

Глеб ещё разговаривает. Он как мечущийся в клетке тигр, ходит туда-сюда вдоль барной стойки. Судя по прорывающимся крикам и резким жестам, человек на том конце трубки попался непонятливый. А какой человек захочет понимать своего мужа, который рушит все планы на субботу, крича в трубку, что у него срочная работа. Блядь у него срочная нарисовалась. Так и говорит Глебу человек из трубки, на что тот отвечает, что по себе людей не судят. Человек в трубке замолкает, видимо ему становится нечем крыть.

Закончив разговор, Глеб решительно направляется к столу, где рыжая пьянь, уже добралась до бокала с его коньяком.

– Поехали! – говорит он и машет рукой официанту. – Счёт, пожалуйста!

– К-куда?

– В гостиницу поедем, там отдохнёшь.

– Это не оригинально! Ребята, у вас с фантазией ва-аще проблемы. Один тащит в гостиницу, второй в гостиницу, и третий туда же. – Ева досадливо машет рукой, мол, всё с вами ясно.

– А куда мы ещё с тобой можем пойти, в театр, или в церковь?

– Я хочу в нормальное место, чтобы там было тихо, и мы с тобой были только вдвоём. Чтобы тихо было и птички пели. Хочу в лес, на природу.

– Ага, ещё чего? – Глеб морщится и смотрит на часы. Да, сегодня с ней только время терять.

– Ты спросил, какие у меня условия? Так вот, моё первое условие такое. Я хочу разговаривать в тихом уютном месте, желательно за городом, в каком-нибудь домике, где вокруг на сто вёрст никого нет. Ты знаешь такое место?

Он кивает головой. А что, идея. Так даже лучше.

– Хорошо, поедем за город. Есть одно место…

***

Перламутровый Audi Q8 подкатывает к раздвижным кованым воротам. Глеб шарится в перчаточнике, откуда достаёт маленький брелок. Он нажимает на кнопку, и ворота разъезжаются в разные стороны.

– Это что, дача? – подаёт голос, всю дорогу проспавшая на заднем сидении Ева.

– Нет, это не дача, но это то место, где на сто вёрст вокруг никого нет. Ты же этого хотела?

Машина въезжает по грунтовой дорожке в периметр огромного угодья площадью в два гектара. Это их охотничья заимка, место некогда любимое, но с некоторых пор навевающее неприятные воспоминания. Угодье числится на балансе ООО «Олимп» и по факту, щедротами богатой природы, добротным домом и баней пользуются только четверо друзей. После последней вечеринки, состоявшейся в декабре, угодье остаётся заброшенным и акционеры фирмы, всерьёз подумывают о его продаже.

– Класс! Как я давно не была на природе! – Ева, раскинув руки, кружится на лужайке. В лёгком жёлтом платье и кедах она походит на веселящуюся девочку подростка. В какой то момент она теряет равновесие и валится в высокую, нестриженную с весны траву.

Пока Глеб носил из машины в дом пакеты с наскоро купленными продуктами, рыжая бестия валялась в траве и во весь голос пела «Ой мороз мороз». Навалявшись, она скинула кеды и ходит босиком по траве, продолжая горланить русские народные песни. Глеб замечает, что у неё очень сильный добротный голос. Она могла бы запросто конкурировать с Бабкиной на поприще народных песен, а вот занимается не пойми чем. И втягивают её в это «не пойми что» такие, как Глеб. Он сидит на веранде и через тонированное панорамное окно наблюдает, как жёлтое платье порхает по зелёной лужайке. В какой-то момент он ловит себя на том, что улыбается. Сейчас она напоминает ему дочь Лену в подростковом возрасте. Странно, но в этом есть что-то мистическое. Два часа назад он разговаривал с пьяной вульгарной шлюхой, а сейчас смотрит, как радуется травке и солнышку совсем молоденькая невинная девушка. Вся странность заключается в том, что это один и тот же человек. Как за такое короткое время с человеком может произойти такая метаморфоза? А может быть эта метаморфоза лишь в его голове? Ему вдруг захотелось скинуть ботинки и побежать к ней, захотелось резвиться как ребёнку, бегая за этой девочкой с рыжим хвостиком; захотелось поймать её как большую жёлтую бабочку; прижать к себе и поцеловать в это худенькое белое плечико, с которого сползла жёлтая бретелька.

«Соберись!» – говорит он сам себе, отворачивается от окна и прикуривает сигарету.

***

Она зашла в дом, только когда солнце опустилось за горизонт. Глеб уже зажёг свет и, развалившись в кресле, смотрит в прямоугольную рамку огромного телевизора, где идёт футбол.

– Слушай, Глеб, это просто кайф! – пропевает она захлёбывающимся от счастья голосом.

Глеб никак не реагирует. Он продолжал пялиться в телик.

– Знаешь, как давно я не была на природе? Вот так, чтобы в лесу, где берёзки. В детстве я каждый год ездила к бабушке в деревню. Как же мне хочется туда…

Её голос внезапно срывается и она замолкает. Глеб поворачивается. Она смотрит в большое окно, как будто что-то вдруг увидела. По её порозовевшей щёчке одна за другой скатываются маленькие капельки.

Он порывается подойти к ней, взять за плечи, но внезапно останавливает сам себя.

«Ты что не видишь, что она играет? Та ещё актриса».

– Выпить есть что-нибудь? – её голос вновь становится грубым. Она снова превращается в ту Еву, с которой он сидел в ресторане.