Нана Рай - Фейк

– Хотел отыграться.

– Отыграться? Клементий, в рулетке невозможно отыграться. Ты приходишь сюда и платишь за то, чтобы получить наркотик: чувство азарта, конскую дозу адреналина и иллюзию контроля над жизнью. Но ты не выигрываешь. Никогда. Иначе мой бизнес давно бы рухнул, – хрипло смеется Игнат и причесывает густые волосы пятерней. – И сейчас ты должен мне девятнадцать тысяч долларов. А если будешь бесить меня тупыми ответами, я накину еще тысячу для ровного счета.

Клим молчит.

Игнат вновь растягивает узкие губы в улыбке и разочарованно качает головой:

– Ну? Что же ты молчишь? Самый шумный клиент – и вдруг молчуном заделался. А перед девушками тот еще балагур. Как собираешься возвращать долг? – холодно уточняет он.

– Через полгода, – неуверенно начинает Клим. – Я вступлю в наследство и все верну.

– О, как. Удобно твой отец умер, не так ли? А может, это ты ему помог?

Клима прошибает пот, и он стискивает кулаки:

– Не смей так говорить, – шипит он.

– А иначе ты и меня на тот свет отправишь? – Игнат достает из ящика сигареты и поджигает одну. Глубоко затягивается, выпускает облачко белесого дыма. – Если серьезно, Клим, мне плевать, кто из отпрысков Леонида Вольфа его грохнул, ты или твой братик с сестричками, – он говорит тихо, словно уверен, что у него в руках целый мир. – Полгода я в любом случае ждать не собираюсь. У тебя срок до двадцатого декабря. И если ты не сделаешь мне подарок к Новому году, твою родню ждут еще одни похороны.

Арсений закладывает руки за спину и подходит к окну. Вчера была метель, сегодня метель. Декабрь не просто рьяно отстаивает свои права, он не дает ни единого шанса на побег из зимы.

В кабинете до сих пор ощущается присутствие отца. В воздухе витает едва уловимый запах табака и дорогого одеколона. Аромат пропитал кожаное кресло, въелся в трещины на подлокотниках и сидении. Однотонные бежевые обои тоже пахнут отцом. Или так проявляется тоска?

Арсений поворачивается к столу и еще раз скользит взглядом по идеальному порядку. Сейчас в любой мелочи он видит Леонида Вольфа. Посередине ноутбук, сбоку разложены по стопкам документы. В углу кабинета принтер и сканер. И старое, затертое кресло, которое путешествовало с отцом из кабинета в кабинет, пока он строил свою империю.

– Даже после твоей смерти я боюсь здесь что-то менять, – Арсений пальцами касается ровных рядов книг на полках.

Стук в дверь эхом отзывается в груди.

– Войдите! – резко велит он и достает из кармана замученную пятирублевую монету. Вдох. Выдох. Вот так, уже спокойнее.

В кабинет входит она, привнося с собой аромат моря, и монета замирает в руках. Виктория Евгеньевна Гончарова. Не успел он познакомится с одним следователем и пережить весь ужас допроса, как состоялась новая встреча. Он ничего не знает. Он ничего не хочет. Особенно говорить, что отец мертв. Вспоминать об этом. Думать.

– Добрый день, Арсений Леонидович, – она делает два коротких шага и протягивает ладонь для рукопожатия. – Я ваш…

– Знаю, – обрывает Арсений и сжимает ее холодную руку, которая оказывается весьма сильной для такой миниатюрной женщины. Темно-синяя форма смотрится на ней, как чужая, а голубые глаза такие яркие. – Теперь вы ведете дело о смерти… отца, – снова приходится выговорить это непростое предложение.

Виктория порывисто проводит ладонью по рыжим волосам, забранным в пучок, и невольно отводит взгляд. Странно. Профиль следователя кажется Арсению знакомым. Словно давным-давно он уже ее видел. В толпе, буквально мимолетно. Но почему чувство дежавю не покидает его? Неужели случайно увиденное лицо может врезаться в память, как наскальная живопись?

– Виктория Евгеньевна, мы с вами никогда раньше не встречались? – жестом предлагает присесть возле стола, а сам садится в кресло отца. Пальцами стискивает подлокотники.

Глаза Виктории удивленно округляются:

– Нет.

И все. Продолжения не следует, будто и не надо. Арсений ежится.

– Слушаю вас, – холодно говорит он. – Я уже сообщил все, что знаю. Единственный свидетель гибели отца – моя сестра Александра. Я в этот момент находился внизу, в бильярдной вместе с моим братом Клементием.

– Я ознакомилась с протоколами допросов, поэтому долго мучить не буду, – она открывает дипломат и достает документы. – Пришел результат экспертизы на наркотики. По ней видно, что в крови вашего отца нашли фенциклидин.

– Что это? – Арсений выпрямляется в кресле и берет справку эксперта, но до него не доходит смысл заключения.

– Синтетический наркотик. Его еще называют «Ангельской пылью». Он вызывает сильные галлюцинации, расстройства психики и депрессию, – равнодушно роняет Виктория.

– Его обнаружили в крови отца?

– Да, я так и сказала. Скажите, вы замечали изменения в поведении Леонида Вольфа? Быть может, он стал более раздражительным, осунулся, страдал бессонницей и беспричинными приступами агрессии?

От непроницаемого лица Виктории становится только хуже. Перед глазами прыгают красные круги, а воздух нестерпимо сух. Арсений отбрасывает документ и подходит к окну, распахивая створки. Морозный ветер обжигает кожу, но на мгновение ему становится легче.

Перед глазами возвышаются горы с укатанными трасами для лыжников. Отсюда люди кажутся муравьями, которые с помощью подъемников взбираются на гору, чтобы почти сразу съехать вниз. И сейчас Арсений не отказался бы быть среди них, подальше от Виктории, один лишь вид которой будоражит в нем страшные воспоминания о прошлом, и ее диких вопросов, слетающих с красных, как яблоко, губ.

– Нет, – отвечает он и садится обратно, но окно оставляет раскрытым.

Виктория ни делает ни единого замечания, даже когда ветер загоняет внутрь снежинки.

– Мой отец – бизнесмен до мозга костей. Он никогда не позволил бы себе потерять контроль над собственным разумом. Он не курил и не злоупотреблял спиртным, а вы говорите о наркотиках? – Арсений упирается локтями о стол и буравит Викторию взглядом. Сердце глухо колотится в груди, лицо до сих пор горит, хотя холодный воздух треплет занавески.

– Не злоупотреблял, – кивает Виктория и складывает документы обратно в дипломат. – Но иногда хочется расслабиться. Поймите, мне важно знать, был ли ваш отец наркоманом или нет. Потому что, если нет, – она выдерживает паузу, – тогда его убили.

– Убили, – эхом повторяет Арсений. – Впрочем, я не верил в его самоубийство. Он слишком любил жизнь. Но, если ему подсыпали фени… эту вашу «ангельскую пыль», почему он выбросился из окна? Разве это не должно было спровоцировать всего лишь галлюцинации?..

– Должно и спровоцировало. Но доза была летальной. Скажем так, тот, кто подсыпал фенциклидин вашему отцу, надеялся не только на его смерть. «Ангельская пыль» вызывает у человека сильнейшие галлюцинации и агрессию. Он мог убить кого-то из вас. Но вместо этого решил покончить с собой. Очень сложно предугадать, как на человека повлияет галлюциноген. В любом случае, если бы он не выбросился, то вскоре умер бы от передозировки, – Виктория говорит рублено, словно каждое ее слово – это вызов всему миру. – Раз вы ничего не знаете, то где я могу встретиться с вашей сестрой Александрой?