Морис Леблан - Зубы тигра

Дон Луис узнал об этом от Мазеру, который пришел к нему на другой день в восемь часов утра. В руках Мазеру был дорожный чемодан.

Сообщенное им известие сильно взволновало дона Луиса.

— Она умерла? — воскликнул он.

— Нет! Надо думать, выкарабкается и на этот раз. Да к чему? Раз она уже забрала это себе в голову… рано или поздно…

— Она никаких признаний не делала перед покушением?

— Нет, только написала, что по поводу писем следовало бы справиться у некоего Ланджерио, который, по ее словам, мог бы ее обелить и разъяснить недоразумение.

— Так, если есть человек, который может обелить ее, то зачем же вскрывать себе вены? Быть может, правду не так уж трудно открыть?..

— Что вы говорите, патрон? Вы что-нибудь угадали? Начинаете понимать?

— О, пока смутно… Нормальная регулярность появления писем как будто дает указания…

Он подумал некоторое время.

— А где же, по словам мадам Фовиль, живет этот Ланджерио?

— В деревне Форминьи, вблизи города Алансона, департамента Орм. Префект спешно посылает меня туда.

— Мы поедем вдвоем, брат, в моем автомобиле. Мне надо действовать. Воздух этого дома убивает меня.

— Убивает? Что это значит, патрон?

— Да, я уж знаю, что это значит…

Полчаса спустя они летели полным ходом по Версальскому шоссе. Перенна правил сам, Мазеру только кряхтел и боязливо ежился. К двенадцати часам они были в Алонсоне и, позавтракав, отправились, на главный почтамт. Там ничего не слышали ни о каком Ланджерио и объяснили, что в Форминьи есть свое почтовое отделение. Но и в Форминьи, куда направились дон Луис и Мазеру, имя Ланджерио было незнакомо почтовому чиновнику, хотя жителей всего было в деревне около тысячи.

Тогда они решили обратиться к мэру.

Он покачал головой.

— Ланджерио… как же… славный малый. Когда-то был столичным коммерсантом.

— А письма получал на Алансонском почтамте?

— Да, ради моциона.

— А дом его где?

— В конце деревни. Вы проезжали мимо.

— Но, может быть, его нет дома?

— Да, уже, наверное, нет. Как четыре года тому назад вышел, так больше и не возвращался.

— То есть?

— Да ведь он умер четыре года назад.

Дон Луис и Мазеру переглянулись изумленные.

— Ружейный выстрел… — говорил мэр.

— Как! — воскликнул дон Луис. — Он был убит?

— Нет, нет. Сначала, правда, заподозрили, но дознание установило — несчастный случай. Ружье чистил и всадил себе заряд в живот. Положим, нам, здешним, что-то плохо верилось, чтобы Ланджерио, заправский охотник, сделал такой промах.

— У него были деньги?

— Да, а после смерти денег не оказалось. Вот это и возбудило недоверие. Ни денег, ни родных, он после себя не оставил. Земля и дом отошли к казне. Дом опечатан, ворота парка забиты.

— А любопытные, небось, перелезают через стены и разгуливают по парку?

— Не скажу, не скажу, да и стены высокие, и дом недавно плохой славой в округе пользовался, привидения там, говорят, бродят… всякое болтают…

— Вот так штука! — воскликнул дон Луис, когда они вышли из мэрии. — Инженер Фовиль письма покойнику писал, покойнику, который, на мой взгляд, убит, и поверял ему преступные замыслы жены.

Мазеру был смущен.

День прошел на собирание у знавших его людей сведений о Ланджерио. Но никаких результатов. Часов в шесть, перед отъездом, заметив, что бензина маловато, дон Луис отрядил Мазеру в Алансон, а сам воспользовался этим временем, чтобы осмотреть бывшие владения Ланджерио, расположенные при выезде из деревни.

Между двумя изгородями шла дорога, которая кончалась обсаженной липами площадкой. Здесь в стене была массивная дверь. Так как она была заперта, дон Луис прошел вдоль стены, в самом деле очень высокой. Проломов в стене никаких не оказалось, но дону Луису все же удалось с близстоящего дерева перебраться на стену и спрыгнуть вниз. В парке густо разрослась трава, полевые цветы. Заросшие травой дорожки вели к пригорку с развалинами каких-то строений, налево — к маленькому пришедшему в упадок домику с покосившимися ставнями. Он направился в ту сторону — и вдруг, на одной из грядок, где земля не успела просохнуть после недавнего дождя, с изумлением заметил следы, оставшиеся — он это сразу заметил — от ног женщины, обутой в изящные с тонкой подошвой туфли.

«Кой черт тут гуляет?» — подумал он. Он увидел те же следы и немного дальше, на другой грядке, они привели его к группе деревьев по ту сторону дома и вдруг оборвались.

Он стоял перед большим сараем с прогнившими, едва держащимися на заржавелых петлях дверьми.

Он заглянул в дверь.

В сарае не было окон, сквозь заткнутые соломой двери свет проникал слабо, тем более, что день клонился к вечеру, и дон Луис увидел только куски досок, старых плугов и других железных предметов.

«Уж сюда-то моя незнакомка, наверняка, не заглянула», — подумал дон Луис. Но в это время в сарае послышался шорох. Он прислушался — ничего. Но, для очистки совести, толкнув плечом какую-то доску, вошел и пользуясь светом, проникавшим теперь в сарай, пробрался между какими-то бочками, перешагнул через две-три рамы и вышел на сравнительно свободное пространство. Глаза начали привыкать к полумраку. И все-таки, сделав несколько шагов, он наткнулся лбом на что-то довольно твердое, что от толчка закачалось с сухим постукиванием.

Дон Луис вынул электрический фонарик, нажал кнопку и в ужасе отшатнулся: над ним висел скелет — два скелета рядом… Толстые веревки были закинуты на гвозди, вбитые в балки сарая. Пододвинув и кое-как укрепив колченогий стол, дон Луис взобрался на него и стал внимательно осматривать скелеты. Обрывки платья и высохшие клочки кожи сдерживали кое-как костяки — у одного из скелетов не хватало руки и ноги. От ветра, врывавшегося в сарай, они зловеще и ритмично покачивались. Но особенно жуткое впечатление производило то, что у скелетов на правых руках каким-то образом удержалось по кольцу. С дрожью отвращения дон Луис снял их. Это были обручальные кольца. Он осмотрел их. Одно и то же число — 12 августа 1892 года — было выгравировано на обоих и два имени: Альфред и Викторина.

Муж и жена, — шепнул он. — Что это, двойное самоубийство? Преступление? Каким образом не открыли их до сих пор? Неужели они висят здесь с самой смерти Ланджерио, с тех пор, как сюда никто не ходит?

Не ходит? А женщина, которая только что была здесь? Мысль о незнакомке преследовала его, но в голову даже не приходило, несмотря на странный шорох, что она могла войти в сарай. Он уже направился к своей лазейке, как вдруг слева с грохотом посыпались какие-то вещи и несколько бочек упало прямо перед ним. Сыпались вещи сверху, где было нечто вроде полатей, на которые вела приставная лестница.

Не спряталась ли там его незнакомка, захваченная им врасплох?