Анна Волошина - Жутко страшное кино

По встречной полосе медленно тянулась нескончаемая вереница машин. Элла радовалась отсутствию пробок на дороге, а ещё тому, что скоро они будут на месте и навязчивый монолог Снежаны закончится.

Они приехали за сорок минут до начала общего сбора, и во дворе ещё было пустынно. Охранник закрыл за ними ворота.

В доме стояла благодатная тишина. Лиза, должно быть, уже прилетела в Германию. Водитель и горничная уехали. Напоследок девушка тщательно убрала комнаты и спрятала в шкафы разбросанные по комнатам вещи Елизаветы, выбракованные во время сборов.

Элла предложила Башкирцевой кофе. Усадив гостью в кресло в гостиной, девушка отправилась на кухню. Засыпала в кофеварку кофе, открыла холодильник, чтобы поискать, из чего можно соорудить бутерброды. Тишину загородного дома разорвал резкий телефонный звонок, отчего-то напугавший Эллу. Может, не брать трубку? Девушка тут же одёрнула себя: какая же она глупая, если сейчас не подойдет к телефону, это сделает за неё Снежана. И вообще, что она так нервничает? Скорее всего, звонит отец из Германии. Или мачеха решила доложить, что благополучно приземлилась.

Башкирцева сидела в кресле с журналом на коленях и напряжённо смотрела на разрывающийся телефон. Вероятно, размышляла: взять трубку или это неприлично? И почему её не берёт хозяйка?

Схватив трубку, Элла поспешно произнесла:

– Слушаю вас.

Это был не отец и не Елизавета, а тот самый тип с хриплым голосом. Чутьё не подвело. Тип поздоровался, затем противно хихикнул и снова задал свой идиотский вопрос:

– Ну чё, и теперь ты меня не узнала?

– Вы ошиблись номером, – спокойно ответила Элла и положила трубку.

Телефон тут же зазвонил снова. Незнакомец заныл:

– Ты трубку не бросай, Элка, погоди, дай сказать-то…

«Откуда он знает моё имя? – подумала Элла. – А-а, понятно, это один из тех маньяков-поклонников, которые преследуют актрис, певиц и телеведущих. А если на них не обращают внимания, то кидаются на предмет своего обожания с ножом. Может, этот тип и есть та мразь, что бросилась на меня в лесу».

– Ну, говори. Даю тебе две минуты, – ответила она ровным голосом, хотя у неё уже вполне созрело желание пришибить кретина.

Элла покосилась на Снежану и увидела, что та с большим интересом прислушивается. Даже журнал закрыла и дыхание затаила, просто умирает от любопытства. А Элла даже выругаться не может из-за этой дуры Башкирцевой. В том, что многодетная мать – отъявленная сплетница, девушка была совершенно уверена.

– Я думал, ты в курсе, – прогнусавил мерзавец. – Но если ты обо мне ничего не слышала, то я о тебе знаю всё. Папаня рассказал. И прессу я читаю, и передачку твою глупую смотрю. Можешь верещать, что не хочешь меня знать, только тебе придётся со мной познакомиться. Нехорошо от родственников отрекаться.

– Как это? – удивилась Элла. – Каких ещё родственников?

Башкирцева вытянула шею, как гусыня. Глаза у неё округлились, кончик носа слегка шевелился от возбуждения.

– Таких вот родственников, меня и папаши, значит. Папаша у нас с тобой общий. Усекла? Горячий привет тебе от папы Бори.

Элла начинала догадываться. А новоявленный родственник продолжал тоскливо болтать, хотя в его речах проскальзывали угрожающие нотки.

– Родне помогать надо, особенно в бедах и нищете. Ты там, поди, икру с ананасами трескаешь, а мы тут с голоду пухнем. За квартиру заплатить совсем нечем. В приличном обществе показаться не можем, одеть на себя нет ни хрена.

Элла опять покосилась на Снежану. Этот мерзавец так орёт, что той, вероятно, всё слышно.

– Давай поговорим в другой раз и в другом месте. Мне сейчас некогда.

– Знаю, слышал: играешь в кино. А ты, поди, солидные бабки огребаешь, сестричка. Могла б немного дензнаков бедствующей родне подбросить.

– Твое время истекло, – заявила Элла. – Я убегаю. Позвони вечером, возможно, я смогу что-нибудь для тебя сделать.

И не слушая его ответа, она положила трубку. Снежана, сделала вид, что увлечённо штудирует журнал, осторожно спросила, не поднимая глаз:

– Поклонники донимают?

– Нет, какой-то тип набивается в родственники, – честно ответила Элла.

– Понятно, сын лейтенанта Шмидта, – хихикнула Башкирцева.

Во дворе послышались голоса. Собиралась съёмочная группа.

День я провела в домашних заботах. Накормила Никиту завтраком и с некоторыми усилиями вытолкала его в школу, покормила кошку. С наслаждением выпила чашечку кофе и лениво занялась домашними делами.

Когда с рутиной было покончено, я отправилась в магазин: скормила Алисе последнюю банку «Вискаса», а мы с Никитой съели последнюю пару сосисок.

В супермаркете я поспешно кидала в тележку полуфабрикаты и консервы для кошки и людей. Слегка задержалась у полок с фруктами, раздумывая, взять ли надоевшие за зиму апельсины или неправдоподобно красивые нектарины. Из задумчивости меня вывел звонкий голос старушки-соседки, Марьи Трофимовны:

– Голубушка Ксения Владимировна! Поздравляю вас, милая, с таким успехом. Как я рада за вас и за Никиту!

– Спасибо! А какие такие у нас успехи, я что-то не в курсе?

– Это вы переутомились, милая! И немудрено! Слыхано ли дело: и работа, и домашнее хозяйство – ещё и в кино играть!

– М-м…

– Внучка-то, Алёна, вчера нам всё рассказала, и что вы в детективе новом главную жертву играете, а Никита – сынка её, жертвы, значит, главной. У самого Полонского, Господи прости! Страшно ведь, небось, убиенную играть? Или, может, спасут её к концу фильма?

– Это Никита сам Аленё рассказал?

– Да. Вчера на уроке литературы. Говорит, наверное, придётся на каникулы досрочно уходить, а то из-за него там график съёмок рушится.

– Досрочно, значит?

– Ну да. Нельзя же, чтоб график поломался. Кино – это вам не богадельня какая. Ксения Владимировна, миленькая, вы Полонского не попросите за Алёну: может, ей дадут роль чьей-то дочки, пусть хоть не главной жертвы. Или хоть какого преступника даже, если не совсем убивец или маньяк.

– Никита пусть попросит, если его самого не выгонят за нарушение графика.

– Не выгонят его, он у вас парень видный и говорит громко. А вам спасибо сердечное за заботу! – и старушка удалилась к кассам, непрерывно кивая головой от избытка чувств и восхищения.

Ох, и покажу я кому-то вечером главную жертву вместе со всеми остальными, включая массовку!

***

К коттеджу Ёлкина я приехала около пяти. Охранник потребовал пропуск, которого у меня не было. Пришлось ждать, пока он позвонит в дом, отыщет Эллу. Наконец ворота открылись, и я смогла въехать во двор.

По двору слонялись уже знакомые мне члены съёмочной группы: вероятно, был объявлен перекур. Эллы нигде не было видно, зато я с удивлением узнала в женщине с почтальонской сумкой на плече Люську Сметанину. В далекие годы счастливого детства она жила со мной в одном дворе. Люська старше меня на два года, но у нас в те времена были общие интересы, заключавшиеся в коллекционировании фотографий артистов кино. Мы не только собирали их, но и придумывали своим любимцам красивую личную жизнь, выдавали замуж, женили, разводили. В общем, развлекались, как умели. Видимо, детские игры повлияли на дальнейшую Люськину судьбу. Она закончила ВГИК и стала актрисой. И теперь передо мной стояла не Люська Сметанина, а Снежана Башкирцева. Ещё в годы институтской учебы Люська вышла замуж за некоего Башкирцева и почему-то решила, что имя Снежана больше подходит к этой фамилии, чем Людмила.