Максим Евсеев - За дверью

В стиранных карманах у худого преступника не было даже сигареты, не то что сил. Даже бегло взглянув на этого человека, приходит понимание того, что он безнадежно болен и не в состоянии не то что оказывать сопротивления при задержании, но и хоть как-то физически воздействовать на своих жертв. Под исключение не попадали даже маленькие девочки.

Так у Бельцера сложились первые подозрения в том, способен ли такой человек совершить вменяемые ему преступления. Промысел безжалостного маньяка требовал от него хорошей физической и психологической подготовки. К тому же жертвы его истязаний очевидно сопротивлялись и пытались всеми силами освободиться. Для того, чтобы противостоять даже маленьким девочкам, так или иначе необходима сила. Александр Германович посчитал, что у Петренко ее просто нет.

– Черт с ним, давай уже в участке все выясним. Ему в себя надо прийти, он ничего не скажет сейчас.

Бельцеру на мгновение стало жалко мужчину. Но когда его взгляд снова упал на подвешенное на веревке тело, жалость тут же улетучилась.

– Ребята, пакуйте его.

Капитан напоследок еще раз хорошенько прошелся по мужчине и рассек ему бровь. Ему оказалось не под силу сдерживать себя в узде. Михаила не останавливали ни правовые, ни даже моральные рамки. В отношении серийных убийц можно действовать и похуже, считал капитан.

К тому моменту, как Степан Викторович подъехал на место обнаружения тела девочки, Петренко уже увезли в изолятор, а Бельцер с Крыловым поехали в отдел участвовать в опознании ребенка и думать, как раскалывать маньяка на признательные показания по убийству в лесу.

Михаилу всегда тяжело давались такие дела. Дела, требующие не только напряжений пропитого вдрызг ума, но и подсказок совести, души. К его счастью, маньяков у него в профессиональной биографии было не так уж и много. Но из тех, с которыми он имел дело, приходилось повозиться. Часто бывало, попадался чудовищно умный преступник, но он прокалывался на мелочах и, поняв, что проиграл, оказывал вооруженное сопротивление при задержании. Не трудно догадаться, это всегда заканчивалось его бесславной смертью. После всего всегда следовало облегчение, небольшой запой и почти сразу – новое дело. Правда это всего лишь цветочки.

Психологически гораздо тяжелее становилось пережить такие моменты, в которых капитану хотелось пожалеть преступника, ассоциировать себя с ним. После изучения дела он понимал, что тот, на кого он охотится, считает себя обязанным совершать преступления. Трудно становилось и по другой причине. Возникшее чувство вины за все жертвы, которые оказываются на пути убийцы, очень часто грызло его изнутри, мешая работе. А преступников с их жертвами он начинал жалеть тогда, когда душегубы признавались во всем и рассказывали ему о мотивах, которые двигали ими. А раскалывались рано или поздно все.

Кто-то убивал из-за денег, кто-то по идейной составляющей. Бывали и религиозные фанатики, даже сатанисты и приспешники дьявола. Так или иначе, в практике следователя никогда не было серийных убийц с мотивом, игнорирующим все перечисленные. Многих преступников, пойманных им, объединял банальный экономический мотив, очень чувствительный и близкий самому следователю. Он тоже бедствовал, как и эти люди. Терял деньги на ставках, пропивал, занимал в долг. Сам дважды чуть не убивал и не насиловал из-за средств к существованию. Быть может, по причине своей финансовой и сексуальной неудовлетворенности он и слыл таким безумным, жестким и одновременно очень справедливым в отношении обездоленных, горюющих. Никто так и не мог определить, что у него на уме и на какие невероятности он вообще способен.

Как бы иногда не хотелось, а всегда что-то ему мешало поступить как преступник. Непонятные ему самому обстоятельства отодвигали неизбежное. Его мысли о сладости совершенного преступления никогда не переходили в действие. Он ограничивался косвенным удовольствием – поимкой или убийством преступников.

Может теперь уже пора и все слова истлели?

***

– Может быть скажешь, как ты ее насиловал? – Пытливо требовал ответа Крылов. – Как разворотил все ее внутренности, матку. А?

За полтора часа следователь так и не смог добиться ответов на свои вопросы. Ему бы сейчас не помешал отдых или разговор на какую-нибудь отвлеченную тему.

Игорь Петренко все время только смотрел впереди себя и немного хныкал. Временами он доставал металлический нагрудный крестик и целовал его, читал молитву. Ноги тряслись, руки он почти не мог контролировать. Он постоянно ощущал холод, о чем много раз говорил. Однако циничный следователь не реагировал на просьбы и продолжал гнуть свою линию.

Михаил пробовал давить на мужчину лишением базовых вещей вроде еды, воды. Сыщик игнорировал его взывания и мольбы, всецело посвящая себя игре в поддавки. Он надеялся на скорую победу. Петренко быстро сломается под гнетом. Но после двух часов почти безостановочного допроса ситуация никак не изменилась, властная и прямолинейная политика капитана не имела успеха. Скорее наоборот, она еще больше закрывала Петренко в себе.

Время подбиралось к семи часам вечера. На улице уже темнело в это время. В камере, где проводился допрос, единственное оконце выходило только на всегда темный внутренний двор, заваленный снегом и различного рода хламом, за которым возвышался трехметровый забор с колючей проволокой. Противное и депрессивное место. В отдалении бледно мерцали огни прожекторов и уличных ламп, задворки города, задворки мира. Игорь то и дело пытался вглядеться туда, в апокалипсис, в место, откуда он когда-то сбежал, но рисковал вновь вернуться.

В самом помещении ничего кроме голых бетонных стен, кроватки, стола и двух стульев не было. Допрос проводился прямо в камере, в которую поместили мужчину. Слабое освещение покачивающейся ржавой лампы и гнетущая атмосфера сумерек придавала беседе несколько дьявольский характер.

– Побойтесь бога, не гневите его. – Говорил мужчина, целуя крест.

– Атеист я, понимаешь? – Устало процедил следователь, рухнув на погнутый металлический стул. – А ты и дальше верь в свой "Город Солнца".

– Верьте или не верьте, а бог и к вам придет.

Михаил откинулся назад, насколько это возможно.

– Хочешь секрет? Заповеди не подчиняются правовым нормам, а местами даже и противоречат им. Именно поэтому мне даже по долгу службы верить не положено.

Петренко ненадолго повернул корпус к Крылову и посмотрел ему прямо в глаза. Капитан заерзал на стуле от страшной улыбки истерзанного мужчины. Рот у того наполнялся кровью, шатались зубы. Взгляд одновременно и пронзал насквозь, и жалел.

– Я вижу вас, полностью… Вы делали много плохих вещей. Каждая губит вашу душу и приводит к осознанию собственной никчемности. Я знаю, какого это. – Мужчина принял скорбное выражение лица и видя, что собеседник прикрывает рот и зевает, словно перебил его. – Позвольте мне договорить. Я переступил через десяток людей, а то и больше. Лишь недавно я нащупал нужный путь – путь спасения. При этом я даже близко не пришел к пониманию ценности жизни. Если бог позволит мне взять вину за чужие ошибки, я, конечно же, возьму ее. И вы тоже можете спастись, но учтите, вам будут мешать.