Максим Евсеев - За дверью

У Бельцера возникал немой вопрос: почему преступник приезжал дважды и не разу не возвращался этой же дорогой. Психолог ненароком подумал, что преступник проверял, приехала ли милиция. Думается, убийца получал удовольствие от лицезрения своих злодеяний. Однако дальше мысли идти не хотели, как бы Александр Германович не старался. Самое главное сейчас – отдохнуть и набраться сил на следующий рывок.

За ними приехал служебный УАЗик. Мужчины неспешно загрузились в него и в крайний на сегодня раз взглянули на открытое окно похищенной девочки. Пожалуй, уже не сегодня. Как только следователь сел на заднее сиденье автомобиля, его глаза автоматически закрылись и он вновь уснул. Состояние крайнего утомления и сильного стресса сделали свое дело. Даже неудобства дороги не могли как-то вывести Крылова из сна.

Бельцер достал из внутреннего кармана куртки бумажку, щелкнул ручкой и едва разборчиво написал несколько слов. Затем Александр Германович умиленно посмотрел на спящего коллегу и аккуратным движением руки положил написанное во внешний кармана пальто. Будить крепко спящего следователя он не стал.

Михаил еле-еле дошел до своего номера на четвертом этаже местной гостиницы. В полусознательном состоянии он взял ключ от своей каморки и пошел к лифту. Дальше он все помнил едва ли, его быстро усыпила темнота номера, начавшийся за окном дождь и мерные звуки часов. Наконец-то он погрузился в уют и спокойствие, пускай и ненадолго.

Вентилятор уныло вертел металлическими лопастями на потолке и крутил воздух в комнате. Он, к сожалению, никак не спасал от невероятной духоты, в условиях которой пытался уснуть Михаил. Назойливое состояние полусна не желало покидать измотанного после бурного дня и вечера мужчину и лишь усиливалось от минуты к минуте. Наконец, от неспешного жара батарей, как казалось Крылову, не спасали даже открытые настежь окна, за которыми барабанил холодный апрельский дождь.

Прямо над головой следователя за стеной доносились прерывистые и громкие стоны, которые то усиливались, то утихали. Женский крик перемежался с мужскими вздохами и наоборот. Очевидно, что в соседнем номере посреди двух часов ночи занимались любовью двое молодых людей. На это тоже очень тяжело не обращать внимание, когда у тебя едва ли не вдребезги раскалывается голова от прошедшего дня и от выпитого алкоголя.

Крылова било и то, что он завидовал подобным парочкам. Они могли не заботится об окружающих и делать все, на что нашлет их безудержная фантазия. Под концертные ноты человеческих стонов Михаил завистливо теребил пальцы правой руки, то просыпаясь, то вновь засыпая в пьяном угаре. В глубине подсознания он подловил себя на мысли, что хочет убить этих двоих.

Все странное смешение звуков и ощущений, которые слышал и испытывал Крылов, никак не давали ему ни проснуться, ни уснуть. Мокрый от пота, он скинул с себя одеяло и попытался дотянуться до пульта, чтобы усилить вращение проклятых лопастей вентилятора на потолке.

Не открывая глаз, пытался он достать и полупустую бутылку водки, стоявшую в соседстве с еще двумя выпитыми тарами на полу возле кровати. Вся комната переполнялась смрадным запахом перегара, из-за чего сторонний человек не смог бы пробыть здесь и десяти минут. Но мужчина, пьяный в усмерть, еще и пытался уснуть в таких условиях.

Иногда его старания венчались успехом, иногда нет. При втором состоянии ему казалось, словно он парит над землей, чувствует ее под собой, находится в странной спиртовой эйфории круговорота жизни. Весь головной бред никак не рассеивался, и даже не спешил.

Мужчина поднялся с кровати и, не открывая толком глаз, пошел в ванную комнату. Пол номера, усеянного тараканами и смуглым светом желтых едких ламп, заскрипел под сухощавыми и бледными ногами мужчины. В чем мать родила, он вошел в уборную и включил свет. Небольшой белый прожектор в верхнем углу осветил ванную со стиральной машинкой и раковиной. Все в этой гостинице служило уже очень давно. Ко всему требовался ремонт и надлежащее техническое обслуживание, но в силу слабой окупаемости такой роскоши гостиница позволить себе не могла.

Михаил Иванович проклял тот день, когда его отправили сюда расследовать это вязкое и гниющее дело. Более того, привыкший к питерскому комфорту собственной квартиры, за которую он вот-вот выплатил полностью всю ипотеку, Михаил Иванович недовольно посматривал в сторону местного начальства, даже не сумевшего обеспечить его временной служебной жилплощадью. Расходы по оплате номера в гостинице взяло на себя не самое богатое местное начальство. За одни лишь сутки пребывания здесь в голове у Михаила появился отвратный образ старого серого города, еще более неблагоприятного для в плане климата, чем Петербург. Вдобавок и дрянной номер в гостинице, и дрянной алкоголь, и даже люди, как думал Крылов, здесь тоже все сплошь дрянные.

Трещина шла по диагонали через все зеркало и искажало отражение лица. Бледная сухая кожа, гниющие желтые зубы, черные немытые волосы. Неаккуратная щетина хаотично перерастала в бороду. Сыщик мельком взглянул на свое отражение и равнодушно посмотрел ему в глаза. Перед ним предстала болезненная тень его самого, угасающий человек среднего возраста. Больше половины жизни прожито, остается лишь бесславная старость и небольшая служебная пенсия лет через пять-семь.

Надо умыться.

Мужчина включил холодную, чуть мутноватую от плохой фильтрации воду и пока ванна наполнялась, он пошел в основное помещение и остановился у открытого окна. Среди черного, моросящего мелким дождем неба, вдали образовывались огромные видимые клубы дыма. Какой-то завод неподалеку загрязнял и без того тяжелый пыльный воздух своими отходами. Будто наткнувшись на мысль об этом, Крылов кашлянул и потянулся за недопитой бутылкой водки.

Следователь еле переставлял уставшие за день ноги. Волочил он их к небольшому шкафчику на стене, где вместе с мелкими душевыми принадлежностями смирно лежала аптечка.

Пока градусник выполнял свою работу, Крылов сидел на полу у ванны и ждал. Она скоро наполнится. Так прошли самые длинные две минуты в его жизни. За это время он успел обдумать и возможность суицида путем вскрытия вен, и планы на будущее, которые в любом случае и в любых пропорциях рисковали не сбыться. Успел он также вернуться в свое далекое советское детство, когда он, маленький, бегал за бумажными корабликами, нежно плывущими по течению сильной, но небольшой речки, образовавшейся после дождя и исчезнувшей, как только появилось солнце.

Воспоминания о детстве, далеком о наивном, единственная неприкосновенная в его жизни вещь. Его очень жадно преследовал образ солнечного летнего дня, когда он в последний раз видел маму. День, когда она улыбнулась ему, поцеловала в щеку и сказала, что любит больше жизни. Здесь, сидя у почти заполнившейся ванны, он улыбался и отхлебывал от почти опустевшей бутылки. Ему тогда вот-вот исполнилось одиннадцать. Трава еще не покрылась чернотой, а небо не заполонили непроходимые тучи.